в заданность кровей.
И чья душа порок лелеет —
То по делам оно видней.
Что мне до расы, рода, веры
Того, кто спину мне прикрыл,
Кто отдаёт последней мерой
И кровь, и пот, и хлеб, и пыл.
И прилагательное «русский» —
Не орден Родины моей,
Не буковки на бланке хрустком:
Скорее – это род людей.
Кто в ссадинах её запёкся
И вмёрз душой в её снега;
Своих истоков не отрёкся,
Но в ней – увидел берега.
В ней, что огромными крылами
Закат цепляя и восход,
За перелётными клинами
Не может двинуться в исход:
Где Азия с Европой сшиты
Уральским складчатым рубцом —
Растят её детей и жито,
И сто наречий под венцом.
Пусть падать камнем на Тунгуске,
Но в длань её. И «даждь нам днесь».
Я не широкий и не узкий.
Я русский. Я проросший здесь.
Сюита портового утра
Если чёрная ночь на пороге
Или камнем на душу рассвет, —
Выхожу по разбитой дороге
На причалы усталых побед.
Там, за пирсом, где бранью чугунной
Прогремит быстротечная цепь,
Где швартовы капеллою струнной,
Ксилофоном – древесная крепь,
Где танцуют отважные крачки,
Тенорок проверяет буксир,
И тромбонами трубы, а мачты
В пальцах бриза – подобием лир,
Где русалочьим всхлипом у донца
Шлюпки с волнами вторят куплет —
Там оранжевым парусом солнце
В этот час завершит кругосвет.
Питеру. Признание
В городе из «Линий» и каналов,
Из надгробий, арок, тополей
И закрытых каменных пеналов,
И открытых водяных полей…
Где мосты парят чугунной стаей,
Крылья разминая по ночам;
Где рассвет, в закате прорастая,
Не оставит времени свечам…
Очертанья римских геометрий
В русский возведённые предел,
В островах, не знающих безветрий, —
Вечности назначенный удел…[2]
Бились «белые» и «красные»
Бились «белые» и «красные»,
Словно кровью были разные;
За серёдку, за околицу,
И за веру, и за вольницу,
Кто за долю, кто за вотчину…
Кто: «Да будет!»; кто: «Всё кончено…»
И землице, чёрной вдовушке,
Подменили росы кровушкой…
А теперь – ищите правого,
Да без пятнышка кровавого.
Пустой кувшин с дыханьем ветра
В хоромах грома
На краю краёв,
Где шорох громок
Снеговых роёв
И ветер тесен
От напрасных слов,
Никчёмных песен
И бездарных снов,
Презрев вершины
Утончённых строф,
Поют кувшины
На губах ветров.
И