всем мистическим. Возможно, по этой причине и увлекся поэзией символистов, ведь в ней во множестве присутствовали самые разные символы, намеки, знаки судьбы, которые он сам называл знаками жизни и смерти. Тут я с выводом Михаила о причинах отказа тому в переводе в Московский университет не согласилась, потому как знала, что, будь причины таковы, ему бы и в Томске, где нравы были чуть демократичнее, чем в столицах, все равно доучиться бы не дали. А так, по причине проволочек с наследством, он вынужден был сделать перерыв в учебе по семейным обстоятельствам, и только-то.
Я попыталась выспросить побольше о склонностях господина Пискарева к мистицизму и символам, но Михаил, к искреннему своему удивлению, ничего толком сказать не смог. Вроде разговоры на эту тему заходили часто, но ничего существенного, как выяснилось сейчас, в них сказано не было. Ну, выказывал его приятель познания в спиритизме[23] и оккультизме[24]. О масонах, ордене мартинистов и розенкрейцерах[25] мог разглагольствовать, но все это вроде бы носило умозрительный характер. Или чего-то Валентин Пискарев не договаривал. Были у него и соответствующие книги, тот же Папюс[26] и другие. А еще были некоторые предметы. В частности, кинжал масонский с их символами на рукояти. Михаил стал спрашивать, откуда, но Валентин ответил, что купил, что это вообще подделка, и тут же подарил кинжал Михаилу.
Рассказывая об этом, Михаил схватился за голову: а вдруг убийства были совершены именно тем кинжалом? Ведь он валялся у него в комнате… где точно – и не упомнить.
Позавчера вечером Михаил пришел к Валентину, и они проговорили до утра. А после ухода от приятеля на Михаила и обрушились все несчастья и обвинения в двух убийствах.
– Вот и все, что знаю, – закончила я рассказ.
– Не очень много, как я понимаю? – сказала маменька. – Ты веришь нашему поэту?
– Верю, – уверенно ответила я. – Случись одно убийство, еще могла бы начать сомневаться, а в данных обстоятельствах никаких сомнений у меня нет. Ну и главное – для чего ему было все это мне рассказывать, если это неправда?
– В надежде, что ты обнаружишь доказательства… Ох, и вправду глупо! Если он надеется, что ты способна ему помочь, то говорит правду. А если это ложь, так ты единственное, что сможешь сделать – найти доказательства его вины. И зачем ему это нужно?
Мы помолчали.
– Господи, Дашенька, у меня от одного этого умозаключения – врет или не врет – в голове все спуталось. Как же ты собираешься Михаилу помочь?
– Пока не знаю. Слишком многое неизвестно. Ни время смертей, ни показания дворников, соседей, прислуги. Даже про орудия убийства нам ничего не известно.
– Ты так спокойно говоришь о таких страшных вещах…
– Как сказал Иван Порфирьевич[27], раз уж стали известны столь страшные факты, нужно забыть, что они страшные, и смотреть на них как на любые прочие факты. Иначе,