блестящие голодные глазки с мольбой и страхом смотрели на мастера.
– Нельзя! – вдруг неожиданно свирепея, отрезал мастер и весь налился кровью.
– Федор Карлович… – настойчиво, как будто ничего не слыша, протянул старик.
– Я сто раз вам говаривал, – с сильным немецким акцентом, которого раньше не было слышно, но гораздо тише проговорил мастер, – что инженер тут ни при чем!
– Да они…
– Да их и на заводе сейчас нет, – перебил немец и отвернулся.
– А как же экипаж их у подъезда стоит… – заметил кто-то из кучки.
Мастер быстро повернулся туда, и лицо его подернулось холодной злостью.
– Ну… и стоит! Вам же лучше! – насмешливо выговорил он и опять шагнул к двери.
– Федор Карлович! – поспешно выкрикнул старик, порываясь за ним.
Немец на секунду пристально остановил глаза на его лице и даже не на лице, а на лысине.
– А тебе… – медленно и злорадно выговорил он, – и вовсе ходить нечего. Какой ты работник!
– Федор Карлович, – с отчаянным выражением вскрикнул старик, – помилуйте… разве я… Я завсегда на лучшем счету…
– То всегда, а то теперь, – притворно небрежно бросил немец, – устарел, брат, пора на покой… Лучше и не ходи, все равно!
Он взялся за ручку двери.
– Помилуйте, я…
Но дверь хлопнула, и старик с размаху уперся в ее желтую, как будто насмешливую стену. Он постоял, развел руками и повернулся, точно хотел сказать:
– Ну, вот… Что ж дальше?
И вдруг все стали надевать шапки и выходить на двор.
Однако они не расходились и столпились у подъезда, как маленькое стадо вьючных животных, головами внутрь. Должно быть, многим и идти было некуда, так бесцельно, не то растерянно, не то равнодушно смотрели они под ноги. Один стал закуривать, а другие внимательно следили за ним. Измятая папироса долго не раскуривалась.
– От ветра-то хоть отвернись, – заботливо заметил кто-то.
– А… чтоб твою мать! – неожиданно крикнул закуривавший, с силой швырнул папиросу о стену и стал, точно не знал, что делать дальше.
– Ведь вот какая история… третий день не евши… – пробормотал зеленый парень и неожиданно улыбнулся, как будто ожидая сочувствия остроумной шутке.
– И четвертый не поешь! – совершенно равнодушно отозвался тот, что закуривал.
Как раз в эту минуту с другого подъезда быстрой и щеголеватой походкой вышел плотный светловолосый господин с приподнятыми пушистыми усами. При виде его почти неуловимое движение пробежало в кучке рабочих. Они как-то нервно дрогнули, двинулись вперед и стали. Только один старик снял шапку, обнажив свою грязную лысину. По плотному лицу инженера скользнула короткая тень. Он как будто хотел что-то сказать, но вместо того выразительно пожал плечами, укоризненно посмотрел вверх и раздраженно крикнул:
– Степан! Подавай! Какого черта!..
Толстый кучер с часами на пояснице двинул лошадь к подъезду. Инженер