который прекратил бы боли!), а… дико даже представить себе это! – ру-ка-ви-цу! Во-первых, абсолютно неясно, почему больница оказывается местом, где наличествуют рукавицы, – не котельная все-таки! А во-вторых, прямо-таки изумляет то обстоятельство, что в столь критической ситуации Зайчик внезапно начинает испытывать такую острую потребность в предмете, отнюдь и отнюдь не отвечающем ситуации. Рукавицу, к тому же только одну! Невероятно.
Этот акт первой кражи тревожит. Тревожит и несколько, так сказать, подрывает авторитет Зайчика, которого мы вроде как уже успели полюбить и тут же похоронить. Получается, Зайчик не вполне таков, каким мы его себе представляли. Он вор! Впрочем, очень может быть, что мы имеем дело с какой-нибудь роковой случайностью, которая незамедлительно даст о себе знать: Зайчик, например, пребывает в бреду и не отвечает за свои действия…
Ничего подобного. Ситуация не проясняется, и к разговору об украденной рукавице мы больше не вернемся. Факту случилось быть. Прискорбно. А повествование продолжается:
Привезли его в палатку…
Что же, стало быть, из больницы увезли и привезли в некую «палатку». Не в палату – больничную, а в «палатку» – туристическую, скорее всего: сомнительно все-таки, чтобы повествователь с помощью уменьшительного суффикса столь некстати намекал на убогость нашего больничного быта или испытывал особую нежность к больничным палатам! Оставим этот странный суффикс на совести рассказчика. Тут гораздо непонятнее другое: на каком основании Зайчика из больницы увезли. В больницу ведь не для того привозят, чтобы дать возможность украсть рукавицу.
И потом, почему вообще такой необычный маршрут: из больницы в туристическую палатку, на лоно, извините за выражение, природы?
Есть, между прочим, и еще одна несообразность: чего это умирающего – пусть даже укравшего рукавицу! – Зайчика возят туда-сюда? Насчет больницы вопросов не было, но вот злополучная эта «палатка»!..
Объяснить только что упомянутые странности мало кто возьмется. Никто, пожалуй, не возьмется – особенно когда узнает о дальнейших событиях, которые развиваются с головокружительной быстротой:
Он украл там шоколадку…
Палатка, значит, была торговая, что-то вроде автолавки. Впрочем, это уже никому не важно. Важнее другое: действия почти покойного Зайчика (которого отныне начинает хотеться называть Зайцем, поскольку симпатии к нему едва ли не безвозвратно утрачены) приобретают устрашающую регулярность. Заяц ворует все, что плохо лежит. Он клептоман. Впрочем, и это не самое важное. А самое важное то, что Заяц, со всей очевидностью, не умирает. Но ведь Охотник стрелял прямо в него! И нам было сказано, что от этого выстрела наповал Заяц незамедлительно начал умирать! Похоже, нас дезинформировали или, во всяком случае, недоинформировали по вопросу о поразительной живучести безобразного этого Зайца… И уж совсем невозможно взять в толк, почему кражи свои живой и здоровый как бык Заяц совершает при полном попустительстве окружающих! Они явно