произнес сухо:
– Думаешь, я бы так не сделал?
– Сделали бы, – согласился Маргант. – Но, к счастью, есть еще глас народа и хоть какой-то суд…
Кроваво-красное солнце, неимоверно огромное, воспламенило небо на закате, и вся западная половинка горит в багровом огне, будто и небо залито кипящей кровью. Тяжелое дыхание Тельрамунда разносится по всей толпе, дышит он, как огромные кузнечные мехи, но теперь все слышат в нем хрипы и стоны, словно мехи прохудились и вот-вот прорвутся.
Раскаленный шар солнца опустился за темный край земли. По земле пробежали длинные тени, слились воедино, и земля начала погружаться в сумрак. И лишь вскинутый меч рыцаря Лебедя вдруг сверкнул необыкновенно ярко-пурпурным огнем, будто уходящее на покой солнце передало весь блеск ему.
Люди еще дивились чуду, как этот меч обрушился на шлем черного рыцаря. Раздался тяжелый звенящий удар по металлу. Шлем снова слетел с головы графа и, кувыркаясь, пронесся над трибунами и упал в толпу.
Граф Тельрамунд покачнулся и рухнул навзничь бездыханным.
– И что теперь? – спросил граф Маргант.
– Уже не мы решаем, – ответил король.
Его слова потонули в мощном реве толпы. Рыцарь Лебедя, держа меч наготове, подошел к поверженному противнику.
На поле выбежали оруженосцы Тельрамунда, но строгий окрик из ложи короля остановил их. Все видели, как рыцарь остановился над поверженным и с достоинством дождался, пока тот откроет глаза.
– Но к чему-то вы должны быть готовы? – сказал Маргант. – Вас никогда не заставали врасплох!
– Кроме как Божественным вмешательством, – пробормотал король. – А такое не предусмотреть…
Толпа беснуется в бурном ликовании, а на поле тем временем рыцарь в сверкающих доспехах взял меч в обе руки и поднял над распростертым противником.
– Все кончено, граф! – произнес он ясным чистым голосом. – Вы это поняли?
Кончик его меча опустился к незащищенному горлу графа.
– Будь ты проклят! – прошипел Тельрамунд. – Убей меня.
– Если не признаете, что оклеветали Эльзу, – сообщил рыцарь Лебедя, – я так и сделаю.
Тельрамунд помолчал, собираясь с мыслями, даже веки опустил, а когда снова открыл глаза, его взгляд не предвещал Лоенгрину ничего хорошего.
– Признаю, – ответил он.
– И что сделать с вами?
– Пощадите, – прошептал Тельрамунд.
Он надеялся, что никто не услышит, как несокрушимый Тельрамунд просит оставить ему жизнь, но тишина стояла такая литая, что услышали даже в дальних рядах.
– Признайтесь, – потребовал Лоенгрин тем же неумолимым голосом, – что оклеветали Эльзу Брабантскую!
Тельрамунд прошептал:
– Признаюсь…
– Громче, – потребовал Лоенгрин.
Тельрамунд скривился, Лоенгрин видел, что на лице снова отразилось мучительное колебание, да лучше умереть, чем вымолвить такое, но тяжелые раны, усталость и полное изнеможение заставили Тельрамунда сказать