Возможно, вообще надо было промолчать, тем более что Тельрамунд тут же спросил гулким голосом, что разнесся по всему залу:
– Ложь? Вы очень хотели выйти за меня, но поскромничали?
Эльза ощутила, что краснеет, вот всегда она вскрикивает раньше, чем успевает тщательно уложить мысли в слова, пролепетала жалко:
– Ложь, что отец хотел выдать меня за вас!
Она видела в глазах многих рыцарей недовольство, мешает Тельрамунду высказать главное, он же пришел не затем, чтобы рассказывать, что было когда-то, и Тельрамунд, чувствуя поддержку, отмахнулся от юной герцогини, как от мухи, и продолжил голосом победителя:
– Тогда герцог, видя, что я не желаю брать Эльзу в жены против ее воли, попросил меня защищать герцогство, как я это и делал всегда, а после его смерти, что уже близка, занять трон и оставаться опорой герцогства!.. Я поклялся на мече, что сдержу слово. От себя добавлю, что милая Эльза не будет ущемлена в ее правах и останется в замке… но, вы сами понимаете, герцогством должен править мужчина… и не просто мужчина, а способный удержать власть, усмирять непокорных и защищать пределы! По желанию герцога я поклялся на мече, что займу трон и буду защищать Эльзу, а Эльза дала клятву, что примет мое покровительство.
Эльза замерла, чувствуя, как силы покидают ее, а в зале нарастал шум. Рыцари спорят, обсуждают, кто-то беспомощно разводит руками, кто-то кивает, кто-то явно не согласен… Господи, да неужели они могут поверить этому лжецу, но Тельрамунд выглядит уверенно, а рыцари за его спиной самодовольно улыбаются: возвышение их сюзерена возвысит их тоже.
По лицу Перигейла прочесть ничего нельзя, привык при дворе держаться невозмутимо, но по другим рыцарям видно, что Тельрамунда не хотят: груб и жесток, крестьяне в его землях стонут от поборов и налогов, ремесленники бегут, а торговцы стараются не заходить в его земли, потому Тельрамунд все необходимое чаще добывает грабежами и победными войнами. И оказаться под его тяжелой рукой никому не хочется…
С другой стороны, он поклялся на мече, а это самая святая для рыцарей клятва. Нельзя не сдержать эту клятву, нет ее нерушимей, нет ее достойней.
Один из старших рыцарей, благородный барон Канингем, повернулся к Эльзе. Его еще не старческие глаза взглянули на нее с глубоким сочувствием.
– А что скажет на это благородная госпожа Эльза?
Ей показалось, что он нарочито подчеркнул слово «госпожа», напоминая всем, ей в том числе, что на троне сейчас не испуганная девочка, а дочь герцога и что она там по праву и будет находиться там до тех пор, пока не докажут, что это место должен занимать другой человек.
Эльза ощутила, как ее захлестывает волна благодарности к этому человеку, которого она почти не знала.
Все затихли и не отрывали от нее взоров, когда она вскочила с трона. Глаза ее метали молнии.
– Ложь! – прокричала она гневно. – Ложь!.. Как граф Тельрамунд мог… как он мог вымолвить такое, и почему Божий гнев не испепелит его на месте?
Барон Канингем спросил в тишине:
– Вы отрицаете,