стареньком велосипеде. Голос у него был громкий, но несколько хрипловатый и надтреснутый. После окончания службы один иеромонах ему с улыбкой и говорит: «Тут все с благородными голосами собрались. Поют, стараются и вдруг… ты со своим голосом». – «А я думал, у меня тоже благородный!» – говорит старичок-монах. – «Нет, не благородный», – так же благожелательно отвечает его собеседник. Посмеялись они и разошлись, ни скорби, ни раздражения – ничего. Представил я, что бы у нас в церкви было, если бы один певец другому что-либо подобное сказал. Ведь на клиросе с человеком семь бесов воюют. Тщеславие, гордость, самость так из каждого и лезут. Поэтому, каких только бурных сцен, эмоций и прочего в хоре не насмотришься.
Увидел я это и в монастыре. Поставили меня в воскресенье на клиросе часы читать. А там по выходным дням из деревни один мужчина, лет сорока пяти, приходил в клиросной службе поучаствовать. И, похоже, у него что-то с головой не в порядке было. Читал он хорошо, но с эмоцией и каким-то надрывом. Видимо, очень переживал, что не стал священником, комплексовал и часто без нужды в алтарь заходил. Ну так вот, когда мне сказали читать, он в это время в алтаре был. Дали возглас, я набрал полную грудь воздуха, открыл рот, чтобы произнести первую фразу начальных молитв и… В этот момент выскакивает тот мужчина из алтаря, вырывает из моих рук следованную Псалтирь и быстро-быстро начинает читать молитву «Царю Небесный…» Я так и остаюсь стоять с открытым ртом, изумленными глазами и руками, вытянутыми вперед, в которых только что находилась богослужебная книга. Потом я выдохнул, пожал плечами и стал слушать молитвы. Со стороны сценка казалась, видимо, очень забавной, потому что старички-монахи с любопытством и каким-то озорным огоньком в глазах наблюдали за происходившим. И действительно, им, стяжавшим глубину смирения и все покрывающую любовь, удивительна и забавна была эта игра человеческих страстей.
На ранней литургии в воскресенье в монастырской церкви пел мирской хор. Пожилые и не совсем пожилые женщины из окрестных селений собирались в этот день попеть в древнем храме, на людей посмотреть и себя показать. Собиралось их человек тридцать-сорок. Возглавлял хор старичок-протоиерей, на нем был надет крест с украшениями и синий шелковый подрясник. «Орали» они изо всех сил. Казалось, что даже храм сотрясается от силы их песнопений. При особо удачно взятой ноте старичок-регент артистично кивал головой, расправлял плечи и грудь и победным взором обводил стоявших в церкви. «Ну, как?! Слышали?!» – так и читалось в его взоре. Он очень напоминал петушка, который усердно пасет своих курочек, а те без ума от своего красавца. Какой же это был контраст по сравнению со смиренной монастырской службой, где борьба со страстями, а главное с тщеславием и гордостью, была сущностью всего.
Архимандрит Игнатий
Самое большое впечатление на меня произвел старец архимандрит Игнатий. Великой любви и прозорливости человек. Когда он читал, на глаза наворачивались слезы, сердце замирало,