что ее он не ударит.
Силач оглянулся на нее и, улыбаясь, махнул рукой. Они, конечно, были не друзья. Дружить запрещалось. Просто недостаточно хорошие враги. Но это ничего. Гранды за это не минусуют.
За высокой травой мелькали спины. Танья прикинула. Человек пятьдесят все же прорвались через ров. И эти пятьдесят – явные лидеры гонки. Каждый из них может войти в семерку. Все, пора!
До финиша оставалось совсем немного.
Танья внутренне собралась. Усталость не имела никакого значения. Если она пожалеет себя сейчас, то, возможно, целую жизнь будет грызть от досады локти, что вот не смогла, не сумела.
«Финишный рывок!» – приказала она себе и стрелой рванулась вперед.
С ходу она обогнала человек десять, растянувшихся по лугу. Дальше стало гораздо сложнее. Теперь ей приходилось состязаться с лучшими – самыми выносливыми, самыми умными, у каждого из которых была своя тактика. Кто-то брал силой, кто-то умом, кто-то просто уничтожал всех оказывающихся на его пути.
Некоторое время Танья набиралась решимости, а потом бросилась в самую плотную, самую сердитую, жужжащую, как осиный рой, толпу, отделявшую ее от фаворитов Гонки. Просчитать тут ничего невозможно: дело случая. Ее не пропускали, толкали, били, царапали, хватали за волосы, вырвали из правого уха серьгу.
Задыхающийся, скалящийся от усталости паренек, которого Танья обошла справа, вцепился ей в плечо. Танья поднажала. Услышала треск ткани и вырвалась, оставив у него в пальцах отодранный рукав. Другой отстающий парень схватил ее не за ткань, а за руку, впившись ногтями в кожу. Нет, этот не отпустит, крепкий. Присев и занизив центр тяжести, Танья заставила его наклониться к ней и, резко откинувшись назад, боднула в лицо. Не лбом, а затылком. Поворачиваться было слишком долго и опасно. Да и не нужно. Танья услышала, как хрустнула переносица. Но это не главное. Главное – парень разжал пальцы.
Девчонке, бежавшей прямо перед ней, Танья подсечкой подбила задержавшуюся ногу. Девчонка опрокинулась. Танья перебежала через нее, наступив ей ногой на спину. Существовал, конечно, риск, что та метнет шип. Но пусть еще разберется в такой толчее, кто ее подсек.
Дальше Танья ничего не помнила: сплошная мешанина лиц, спин, ног. Кто-то шипел, хватал ее, толкал, бил. Она тоже на кого-то шипела, била. Один раз даже пришлось кого-то укусить. Она не запомнила кого, но во рту долго оставался привкус чьей-то не самой вкусной и не самой стерильной руки. Танья не знала, сколько прошло времени, но внезапно ощутила, что бежит свободно. Это могло означать одно: она прорвалась в первую двадцатку, и теперь перед ней только самые сильные.
Вот мелькает голова Жанин Абот. Танья ее побаивается. Жанин – некромагус, то есть, как и Гулеб, личная ученица самой матери-опекунши Чумьи. Она читает мысли человека по глазам и заставляет шевелиться высохшие кости. Когда волнуется, начинает говорить невнятно и проглатывать согласные. Три года назад влюбилась в Гулеба и поклялась на книге матери-опекунши, что он достанется или ей, или никому.