и отцеубийство», помещенном в качестве предисловия к немецкому переводу планов и заметок к «Братьям Карамазовым» (Мюнхен, 1928, Пипер Ферлаг). Очерк этот впоследствии перепечатывался в собрании статей Фрейда на разных языках. Психоаналитический подход к писателю был ранее испробован доктором Иоланом Нейфельдом, о котором Фрейд в своем очерке упоминает с похвалой. Книга Нейфельда (переведенная на русский язык) полна, однако, таким количеством грубых ошибок, что ценность ее более чем сомнительна, и пользоваться ею, как источником, невозможно. Автор явно не знаком с датами и фактами жизни писателя, допускает множество искажений и строит свои выводы на недоброкачественном с биографической точки зрения материале.
9
Пессимистические настроения молодого Достоевского часто принимают характер влечения к самоубийству: «Видеть одну жестокую оболочку, под которой томится вселенная, знать, что одного взрыва воли достаточно, чтобы разбить ее и слиться с вечностью, – знать и быть как последнее из созданий! Ужасно! Как малодушен человек! Гамлет, Гамлет!» (письмо 1839 г.).
10
Достоевский любил повторять слова своего друга Шидловского: «Человек – средство для проявления великого в человечестве, а тело глиняный кувшин – рано или поздно разобьется». Шидловский, между прочим, повлиял на отношения Достоевского к женщинам и любви.
11
Тургенев написал едкую эпиграмму на Достоевского, сравнивая молодого писателя с новым прыщом на лице литературы.
12
Именно на каторге Достоевский пришел к заключению, что у русского человека под слоем грубости и преступности бьется живое и сострадающее сердце. Отсюда пошла его философия «богоносности» русской стихии.