Алла Марченко

Есенин. Путь и беспутье


Скачать книгу

оседями, и волнуюсь: небесный огонь опалил однажды эту окрестность, еще и сегодня он обжигает мне щеки здесь. Я выхожу на окский косогор, смотрю вдаль и дивлюсь: неужели об этой далекой темной полоске Хворостовского леса можно было так загадочно сказать: “На бору со звонами плачут глухари…” и об этих луговых петлях Оки: “Скирды солнца в водах лонных”? Какой же слиток таланта метнул Творец сюда, в эту избу, в это сердце деревенского драчливого парня, чтобы тот, потрясенный, нашел столько материала для красоты – у печи, на гумне, за околицей, – красоты, которую тысячи лет топчут и не замечают?..»

Александр Солженицын

      Глава первая

      В декабре в той стране

      Уговор перед разговором

      Убили или наложил на себя руки? Без этого вопроса и по сей день не обходится ни один из разговоров о Есенине, где бы таковой ни возникал. В редакциях – самых что ни на есть либеральных. По юбилейным дням в массовых библиотеках. Даже в дружеском и семейном кругу. Пресловутый телесериал с душкой Безруковым в роли поэта подплеснул керосинчика в неугасающий костерок. Но основным источником энергии возбуждения – и раздражения, и томления духа – является все-таки Интернет, превращенный обилием нестыкующихся версий в непроходимые дебри. В виртуальной «корзинке» собраны-скучены все мыслимые варианты насильственной смерти поэта, вплоть до самых невероятных. Подсыпали сонного порошка, придушили подушкой, размозжили голову канделябром, выстрелили в глаз, а потом повесили – то ли уже бездыханного, то ли еще живого. Исполнители: агенты ОГПУ; заказчики: Троцкий, Бухарин и т. д.

      Я, естественно, не молчала. Однако ж в письменных работах скользкую эту топь по возможности обходила. Авось образуется… Не образовалось. Наоборот. Плутая по лабиринтам Интернета, все чаще и чаще вспоминала давнее четверостишие Вознесенского:

      Поглядите в глаза дочерние —

      Что за джунглевые в них чаяния?

      В век всеобщего обучения

      Частный рост одичания.

«Табуны одичания»

      За миновавшие десятилетия обучение в России перестало быть всеобщим, рост одичания – частным, а джунглевые чаяния вот-вот превратятся в настоящие джунгли. Особенно дремучим и мрачным выглядит участок, приватизированный патриотами. Захваченная ими территория спланирована до того изобретательно, что куда бы ты ни свернул, непременно окажешься свидетелем убийства Поэта. Зверского. Страшного.

      Казалось бы, яснее ясного: предназначенной Встречи с Есениным в этой стилизованной Есении ничто не обещает. И тем не менее она значится на литературной карте и народная тропа к вратам ее не зарастает. И я совсем не уверена, что смогу отвернуть протоптанный паломниками путь от мертвого места, направив и плакальщиков, и мстителей в другую сторону, туда, где все связанное с Есениным, как будто выключенное из общего закона умирания и забвения, продолжает жить.

      Не уверена, а все-таки попытаюсь…

      Если тронешь страсти в человеке,

      То, конечно, правды не найдешь…

      Считается, что первым на заре перестройки, кто осмелился публично заявить о преступлении века, был Василий Белов, автор хрестоматийных «Плотницких рассказов» и «Привычного дела». На самом деле слух о том, что Есенина убили, объявился гораздо раньше. Я, к примеру, узнала о нем весной 1977-го от английской славистки Джесси Дэвис. Подписывая мне только что вышедшую в Англии книгу Гордона Маквея о Есенине[1], она спросила: правда ли, что в России существуют люди, утверждающие, что поэта убили. Об этом, мол, говорил ей Маквей.

      Я попробовала предположить, что нелепая версия – в свойстве с новым его статусом. К середине семидесятых Есенин перестал быть всего лишь Поэтом. С тяжелой руки Станислава Куняева («Добро должно быть с кулаками») и стоящей за ним «русской партии» Есенина торжественно возвели в новый чин – персонифицированную национальную идею, в результате чего он и оказался в пантеоне неприкасаемых. Не только на английских его костюмах, даже на полумаскарадной крылатке и «пушкинском» цилиндре не должно было быть ни пылинки. Такой Есенин не имел права наложить на себя руки. Дабы оконкретить это предположение, я показала английской гостье текст, который как раз той весной изъяли из моих переводов лирики великого армянского поэта Амо Сагияна «Зови, журавль». Стихотворение исчезло из наборного экземпляра только потому, что в нем были такие строки:

      Блажен ты был, Есенин Сергей!

      Сколько лет ты не был в деревне своей?

      Сколько лет не ступала твоя нога

      На порог родимого очага?

      Времена изменились.

      Уж очень они изменились в лице.

      И вот ты стоишь на своем крыльце —

      Стареньком, низком —

      Чужестранец в костюме английском.

      Не узнают тебя земляки.

      Встречают – не подают руки,

      И ни одной взращенной тобой

      Строки голубой

      Слыхать