предчувствие радости истаяло.
Борис нерешительно шагнул к ступенькам церкви, и едва не столкнулся с батюшкой. Священник вышел из—за поворота ограды. Он на ходу оправлял нагрудный крест и бороду. Лет сорока, рослый, осанистый, в черном клобуке. Из—под рясы мелькнули черные щегольские штиблеты.
Хмельницкий не умел обратиться. Он ускорил шаг и поравнялся со священником:
– Простите, можно вас!
Батюшка обернулся на небритого, запущенного мужчину в дорогом костюме.
– Подходите после службы, – пробасил он, не останавливаясь.
– Мне нужно сейчас. Потом будет поздно, – быстро и сбивчиво заговорил Борис. – Я сегодня должен был жениться. Моя невеста беременна от другого. А его убили на войне и сегодня хоронят. Она идет на похороны.
Хмельницкий испугался, что священник примет его слова за пьяную хулиганскую выходку и горячо добавил:
– Я люблю ее. Но не знаю, сумею ли полюбить ее ребенка. А все… Всем все равно! Я не знаю, как быть. Посоветуйте. Как человек. Ведь к вам с таким приходили.
Священник остановился и с любопытством посмотрел на парня. Борис подумал, что не надо было говорить про беременность Ксении. Из—за этого щеголеватый батюшка его прогонит или прочтет скучную мораль.
– Нет, с таким ко мне не приходили. Детишек от других приживали, или сомневались, своего ли воспитывают. Такое было. А это – нет.
– Так, как мне быть?
Священник нетерпеливо посмотрел на храм, и задумчиво покусал ус.
– Вы верующий?
– Иногда хожу в церковь.
– Понятно. Значит, серьезно не задумывались над верой. Вы сказали, что любите ту женщину.
– Да.
– Тогда ответьте себе, сможете ли вы прожить с ней всю жизнь, с такой, какой вы ее знаете, и с ее ребенком, и ни разу не попрекнуть ее этим? Сумеете ли вы простить, так, чтобы не жалеть об этом. Иначе, вы погубите ее и свою жизнь. Не спешите. Я так понимаю, сегодняшний день уже решен. Но завтра будет другой день. А за ним еще.
Хмельницкий согласно закивал.
– Вы правы. Так сразу нельзя. Она только вчера призналась. А что же мне сейчас делать?
Хмельницкий растерянно посмотрел на священника.
– Она совестливый человек. Запуталась в себе. Так не мучайте ее. Дайте мир ее сердцу. А решение придет.
Священник повернулся идти. Хмельницкий схватил его за локоть и поискал бумажник.
– Вы что? – нахмурился батюшка.
– Я хотел пожертвовать церкви. Простите, я не знаю, как положено… – застыдился Хмельницкий своей оплошности.
– В церкви есть жертвенник… – батюшка кивнул и ушел.
Хмельницкий помялся и нерешительно ступил следом.
Во дворе храма, выстроенного крестом, какая—то старушка троекратно перекрестились и махнули лобный поклон до фигурной брусчатки. За нею по крыльцу