сарай, еще что-то, гараж, наверное.
Рядом с дизельной возвышался столб с фонарем освещения. Фонарь не горел. Чуть поодаль виднелся покосившийся сруб колодца. Недалеко от него – колонка, как шаг в сторону цивилизации. Я не стал подъезжать к домику, остановился у обочины, выключил двигатель и, конечно, фары. В этот момент и луна зашла за облако, стало не то чтобы темно – сумрачно. И в этом предутреннем сумраке я увидел прислоненный к дизельной желтый велосипед. Откуда ему было здесь появиться? Может быть, мне показалось в полумраке?
Я приостановился, оглянулся, но Валерий дернул меня за штанину: «Быстрей, быстрей!» Тетя Маале бежала к домику, неловко переваливая с ноги на ногу грузное тело. Мы устремились за ней. Одолев небольшую лестницу, тетя Маале распахнула дверь, и мы ворвались в комнату. Маячник был жив, но пьян. Он сидел возле рабочего стола на вращающемся кресле, безвольно уронив голову на грудь. На столе стояла ополовиненная бутылка водки и граненый стакан. (Когда я последний раз видел граненый стакан? В детстве, в далеком детстве!) На столе лежала упаковка валидола, тоже наполовину пустая.
Тетя Маале вскрикнула и принялась тормошить дальнего родственника, смешно матерясь по-русски и, что странно, целуя поросшее седой щетиной лицо. Валерий деловито взял вялую руку Миронова и стал нащупывать пульс.
– Пульс есть, – сообщил он. – Но неровный.
Я с трудом поднял расслабленное тело маячника и понес к кровати. Тетя Маале старалась мне помочь, но, разумеется, только мешала. Наконец я его уложил, а тетя Маале принялась разувать и раздевать этого, как оказалось, не безразличного ей человека. Валерий порылся в настенной аптечке и принес нашатырный спирт. Он поводил перед носом маячника открытым флаконом. Маячник вздрогнул и широко распахнул глаза.
– Пить, – внятно сказал он и отключился.
Тетя Маале кинулась на кухню к питьевому ведру. Оно оказалось пустым.
– Принесите воды, – скомандовала она. – Колонка возле дизельной.
Я схватил ведро и быстро вышел из комнаты. «Заодно посмотрю, что там за велосипед», – подумал я.
Луна в это время вышла из-за облака, и в море засветилась отчетливая лунная дорожка. Это было так красиво, так волшебно красиво, что я на какое-то мгновение застыл на крыльце, забыв о своей миссии. Море, периодически озаряемое маяковыми проблесками, еле-еле шевелилось под луной, и пара лебедей покачивалась на слабой волне. Они не сближались и не удалялись друг от друга, словно связанные невидимой ниткой. Мне вдруг показалось, что я узнал их, что это те самые лебеди, которые наблюдали за нами, когда обнаженная Ева выходила из воды. «Стояла ночь. Луной был полон сад», – вспомнилось мне. Фет. Чушь, какой сад? Какой Фет? Мотнув головой, я стряхнул с себя ненужное наваждение и направился к дизельной, где должна была находиться колонка и где я заметил велосипед. Колонку я нашел без труда. Велосипеда не было. Не было никакого велосипеда: ни желтого, ни синего, ни серо-буро-малинового. А был ведь полчаса назад! Я видел его, обратил внимание на цвет. Если не велосипед, то что-то желтое, что я принял