которое чрезвычайно замедляло движение армии и на которое обратил внимание все тот же Андрей Болотов – на чрезмерное отягощение армии обозами. По обычаю того времени, офицеров обслуживали камердинеры и денщики, за офицерами следовали по одной, по две, а то и по три повозки со своим штатом обслуживания и с необходимыми вещами для комфорта, со своим провиантом из родительских деревенек. Генералы, командовавшие бригадами, вскоре поняли, что с такими обозами армия окажется бессильной совершать быстрые маневры и перегруппировку сил в случае надобности. И по армии был отдан приказ, чтоб уменьшено было количество повозок в каждой бригаде: на двух офицеров по одной повозке. Сначала этот приказ огорчил офицеров, еще не привыкших к лишениям войны. И пускались на разные ухищрения, чтобы сохранить все по-прежнему… Никто не хотел лишать себя привычных удобств – ни рядовой офицер, ни главнокомандующий.
Фельдмаршал Апраксин, по воспоминаниям его современников, был человеком «пышным и роскошным», «благодетельного и доброго расположения сердца», «но малознающ в вещах», пронырлив, честолюбив, всегда имел «великий стол», «гардероб его из многих сот разных богатых кафтанов состоял». Это был человек, не лишавший себя всех удовольствий жизни и в походе против прусского короля. Его палатки составляли целый армейский городок, обоз его насчитывал более пятисот лошадей, а в его личном пользовании было пятьдесят богато убранных заводных лошадей.
Почти столь же обременительные обозы следовали за генералами и офицерами. И эти обозы чуть не стали причиной проигрыша первой же битвы между русскими и пруссаками.
Фельдмаршал Левальд, по приказу Фридриха II, придерживался пассивной обороны, сосредоточивая свои полки на защиту Кенигсберга. Поэтому русские войска первые версты по прусской земле прошли без всякого сопротивления, что и породило благодушие и беспечность, чем немедленно воспользовался более опытный неприятель. Как только наш отряд конных гренадер и казаков, вышедший на рекогносцировку и не обнаруживший неприятеля, расположился в деревне Кумелен на отдых, на него неожиданно налетел полковник Малаховский со своими черными и желтыми гусарами. Застигнутые врасплох русские постыдно бежали, потеряв убитыми более сорока и пленными двадцать шесть человек. Эта первая неудача, вроде бы пустяковая, имела серьезные последствия в ходе событий этого года.
Эта первая стычка с пруссаками дала понять, что предстоит нелегкая кампания с хорошо организованным, храбрым и мужественным противником. А главное, местное население, прусские обыватели, увидев, как позорно бежали конные гренадеры и казаки, вошедшие в их селение гордыми завоевателями, возомнили себе, что и сами могут чинить русским «повсюду вред и беспокойство», «от легкомыслия вздумали и сами помогать гусарам нас побивать», вспоминает очевидец, «и стреляли по нашим из своих домов и окон».
Фельдмаршал Апраксин, раздосадованный такой неудачей, отдал «то злосчастное повеление», которое легло постыдным