ее убил, я бы тут с тобой времени не терял и тебя своими вопросами не мучил бы, ясно? Так были у нее дома керамические фигурки? Человечки всякие, зверушки, рыбки, куколки? Пластмассовые пупсики?
Взгляд Бритого постепенно обрел некоторую осмысленность.
– Не было, – твердо ответил он. – Ни разу не видел.
– А не говорила она, что всегда носит с собой какой-нибудь талисман?
– Не говорила.
Зарубин еще раз мысленно проделал путешествие по квартире Надежды Старостенко. Он, кажется, вчера заглянул во все ящики и шкафчики, пока искал документы, но ничего похожего на найденные в ее карманах фигурки там не было.
– Вениамин, а может быть, они у нее раньше были, давно, а потом она их продала или подарила кому-нибудь, а? Ты припомни как следует, она ничего такого не рассказывала?
– Не было ничего такого. Я бы не забыл.
Из уст алкоголика такое заверение звучало не особенно серьезно, но другого источника информации все равно не было. Можно было опрашивать всех поголовно собутыльников Надьки Танцорки, но надежность их слов вряд ли была бы выше.
Сергей не стал больше тратить на это времени. На сегодня у него были запланированы и другие дела, которые никак нельзя было отменить или отложить. Одним из таких дел была встреча с человеком, дававшим Зарубину разного рода информацию о жильцах своего дома. Дом был не простой, всего двадцать квартир, почти все из них – бывшие коммуналки, ныне расселенные, отремонтированные, перестроенные и проданные весьма состоятельным людям. Некоторые из этих людей заработали свои деньги не вполне честным путем и посему представляли для милиции определенный интерес хотя бы в чисто профилактических целях. Информатор Зарубина проживал в одной из двух оставшихся коммунальных квартир, на работу не ходил по причине инвалидности и от скуки наблюдал за жизнью немногочисленных жильцов дома.
Никакого особого интереса к вышеуказанному дому у Сергея на сегодняшний день не было, но встречаться с поставляющими информацию людьми нужно было регулярно и делать об этом соответствующие записи, таков порядок.
– Слышь, Кузьмич, – помявшись, сказал напоследок человек, имевший рабочий псевдоним Кашин, – опять у меня болит… Сил нет терпеть. Врачу сказал, так он выписал муть какую-то, от нее ни жарко ни холодно. Не помогает, одним словом. Мне вот тут знающие люди подсказали, есть одно лекарство хорошее. Но стоит оно… Никак помочь нельзя, а?
– Подумаем, – пообещал Зарубин. – Ты мне вот что скажи: у тебя в районе арбатских переулков есть знакомые?
Кашин подумал немного и кивнул.
– А что надо-то?
– Ну ты запомни на всякий случай одно имя: Надежда Старостенко, кличка Надька Танцорка. Во Власьевском переулке живет. В субботу на нее неизвестно откуда свалилась куча денег, и примерно около семнадцати часов ее могли видеть на улице в новой одежде. Серебристо-серый плащ и парик под коротко стриженную брюнетку. Со стороны, конечно, не видно, что это парик, просто хорошая стрижка. Но узнать Надежду можно было, у нее лицо характерное, запоминающееся. Все понял?
Кашин,