вверх и только улыбался.
Листья первых ветвей нежно коснулись его лица. Малфурион Ярость Бури хранил молчание. Других таких же, как он, не было даже среди его собратьев по призванию. На первый взгляд могло показаться, что он изукрашен символами могучих зверей, чей облик способны принимать самые искусные из друидов. Но, если приглядеться поближе, сразу же становилось ясно: некоторые из этих символов – вовсе не украшения, а часть его существа, результат тесной связи с Азеротом и многих лет, проведенных духом друида в Изумрудном Сне. В то время, как его облик в мире снов все больше и больше привыкал к этому новому царству, спящее тело, ничуть не утратившее связи с духом, начало принимать сходство с этими могучими существами. Вдоль его рук, по всей длине, отросли широкие серые крылья буревестника. О связи с ночным саблезубом, зверем особенно близким расе Малфуриона, свидетельствовали – нет, не сапоги, ноги верховного друида, превратившиеся в подобие могучих кошачьих лап. Вдобавок к этому, килт его спереди украшали кривые клыки саблезуба, а пальцы перчаток оканчивались медвежьими когтями.
Единственным украшением, никак не связанным со зверями, однако многое говорившим о самом Малфурионе, были голубые стрелы молний, пересекавшие его торс наискось, от плеча к поясу. Точно такие же молнии, только поменьше, тянулись вдоль предплечий, от локтя к запястью. «Ярость Бури» – эти слова были не только родовым именем верховного друида, но и намеком на подвластную ему невероятную силу – силу, к которой он прибегал лишь в тех случаях, когда ничто иное не помогало.
Кончики веток ерошили длинные зеленые волосы, ловко избегая касаться того, что наиболее явно отличало величавого ночного эльфа от его братьев по расе. На голове его росли роскошные, добрых двух с лишним футов в длину, оленьи рога – часть оленьего облика, а также особый знак тесной связи Малфуриона с Азеротом и своим шан’до – то есть, достопочтенным учителем, полубогом Кенарием.
Несколько самых прочных ветвей скользнули Малфуриону под руки и мягко, будто родитель младенца, подняли к вершинам деревьев.
Верховный друид распахнул сознание и коснулся мыслью сердца Тельдрассила. Оценив здравие великого древа, никаких видимых признаков Скверны, оставленной зловредным черенком, привитым к его стволу безумным верховным друидом Фэндралом Оленьим Шлемом, Малфурион не нашел. Это Малфуриона немало обрадовало. Да, он был против создания второго Мирового Древа, однако Тельдрассил стал неотъемлемой частью жизни ночных эльфов – пусть не благодаря, а вопреки намерениям Фэндрала, первым заговорившего о новом Мировом Древе в отсутствие Малфуриона. Для прежнего верховного друида Тельдрассил был лишь средством достижения чудовищной цели, но, к счастью, его план не удался.
Несмотря на отсутствие сколь-нибудь примечательной Скверны, Малфурион поклялся присматривать за Тельдрассилом. В Изумрудном Сне еще жив был очаг Кошмара, и пока от сей темной силы остается хоть след, Тельдрассилу, а значит, и всей расе ночных эльфов, грозит новый натиск порчи.
Пусть и удовлетворенный состоянием Мирового Древа, Малфурион уделил время