корзинке плыть
по Москва-реке,
на фокстротной волне крепдешиновой покачиваясь, пока
не покажется берег Америки, не пролетят на воздушных
шарах комарики,
пока не застрянет кораблик беспарусный в зарослях
тростника,
мыслящего папируса, в который стреляет из лука, не целясь,
загулявший Озирис, празднуя воскрешение, но нагоняя
страх
на обитателей влажных прибрежных мест, где ливийская
felis
учит своих котят охотиться на мальков гимнарха и серых
болотных птах.
«бродят вокруг Байкала с цветными ленточками буряты…»
бродят вокруг Байкала с цветными ленточками буряты
серебряные браслеты носят пьют водку о Будде не говоря
я любуюсь светлой водой я озяб и думаю зря ты
упрекаешь меня в скудости словаря
всякий, кто был любим знает как труден выбор
между черным белым и алым со временем всё тебе
расскажу ибо слова подобны глубоководным рыбам
вытащенным на поверхность с железным крючком в губе
зря полагаю бунтуют те кто еще не вырвался на свободу
знали б они как другие пьют йод и без улыбки отходят от
берега пробуя на разрыв ледяную озерную воду
хороша говорят солоновата но и это пройдет
«Тише вод, ниже трав колыбельная, сквознячок с голубых высот…»
Тише вод, ниже трав колыбельная, сквознячок с голубых высот,
бедный голос, поющий «ель моя, ель» с бороздок пластинки
под
антикварной иглой из окиси алюминия. Не смотри
на тычинки в приемном лотосе и родной мимозе: внутри
чудо-яблочка – горе-семечко, и от станции до сельпо
заспешит золотое времечко по наклонной плоскости, по
незабвенной дорожке узенькой, мимо клуба и овощной
базы, чтобы подземной музыкой, ахнув, вдруг очнуться в иной,
незнакомой области. Кто мы, те, что ушли, не простившись?
По ком
телефон звонит в пыльной комнате, надрывается телефон?
«Когда бы, предположим, я умел…»
Когда бы, предположим, я умел
варить стекло, то обожженный мел
с древесным пеплом и дробленым кварцем
в котел черночугунный поместил,
и пережил любовь, и стал бы старцем,
и многое бы господу простил.
Когда б умел я, скажем, растирать
яд скорпиона с корнем мандрагоры,
с драконьей чешуей, добавив пять
частей крысиной печени, и сорок
частей полыни – молча без тебя
я жил бы, о грядущем не скорбя.
Сколь многие, как знает госкомстат,
потомство незлопамятно растят,
владея смыслом сна, но ни ремесел,
ни колдовства не ведая. Оно
и славно. Пляска осеней и вёсен —
цветное, безвоздушное вино —
то буйствует, то близится к развязке,
покуда ночь рассказывает сказки
двум