он, – большое несчастье: Коленьку сбили. Он весь разбился, он умирает. Письмо из Одессы, из госпиталя.
Аня побледнела, закачалась и чуть было не упала. Левушка подхватил ее за плечи.
– Левушка, как же это?
– Я больше ничего не знаю. Нужно ехать в Одессу.
– Коленька, милый, – вырвалось сокровенное слово у Ани, – я тоже поеду с тобой.
– Что ты, Аня, там же война, фронт где-то рядом.
– Причем тут фронт, он умирает. Я должна ехать, мне очень нужно.
Они так и стояли по разные стороны порога парадной двери и молчали. На улице к этому времени особенно разыгралась метель. Колючие иглы снега вихрем влетали в прихожую и очень скоро в ее углу, рядом с входом образовался маленький холодный сугроб.
Первым из оцепенения вышел Левушка.
– Анечка, да что же мы стоим. Ты совсем застыла.
– Ах, правда, я замерзла очень. – Левушка вошел, закрыл за собой дверь, и они поднялись в гостиную.
– А когда поезд на Одессу? – уже довольно спокойно спросила Аня.
– В половине десятого вечера. Да успеем, сейчас только четверть седьмого, – сказал Левушка, глядя на большие стенные часы, висевшие в простенке между окнами.
– Тогда я напишу записочку маме, и мы поедем. Правда же, ты возьмешь меня с собой?
– Ну, хорошо, хорошо, только мне тоже нужно собраться. Давай, чтобы не терять времени, с вещами встретимся на Брянском вокзале, – Левушка поклонился и вышел. Аня слышала, как хлопнула парадная дверь, пошла в отцовский кабинет и наскоро написала записку о своем решении ехать. Она сложила в чемодан несколько платьев и еще кое-какие вещи, взяла из бюро в кабинете деньги и, одевшись, отправилась на вокзал.
Брянсний бурлил, как муравейник. Солдаты, мужики с мешками, женщины с плачущими детьми, узлы, узлы. Всюду грязь. Кассы не работают.
Левушка разыскал какого-то железнодорожника и спросил, как быть с билетами.
– Какая вам Одесса, барин. Если и будет поезд, то до Калуги, и то только по командировкам и мандатам Московского Совета. Иначе не уехать.
– Но нам очень надо! Брат при смерти! – горячился Левушка.
– Вся Россия при смерти, мил человек, – посочувствовал железнодорожник, – да и если поедите, то бог знает, где окажитесь, да еще с барышней. Так что лучше и не пытайтесь.
Левушка еще бегал к коменданту вокзала, что-то доказывал, объяснял, но сделать было ничего невозможно, и они вернулись домой.
– Я напишу ему, – сказала Аня.
– Я, право, не знаю. Письмо от 11 октября, а сейчас ноябрь на исходе. Может, и нет его уже? – стал более спокойно рассуждать Лев.
– Да, пожалуй, нужно подождать еще.
– Слышишь? Татьяна Алексеевна, кажется, воротилась…
– Мамочка, Коленька Бруни разбился!
– Насмерть?!
– Нет, пишут, при смерти. Да письмо-то старое, октябрьское…