Владимир Ераносян

Бойня


Скачать книгу

от опостылевшей жизни и гадкого состояния, от всех мыслей и проблем, от неминуемых обвинений в незаконной торговле стрелковым оружием, списанными задним числом танками и бронетранспортерами, в смерти ретивого борзописца… Все обязательно всплывет, ведь они, его влиятельные недоброжелатели, эти ретивые политиканы, действуют с упреждением, и все СМИ в их распоряжении…

      Он писал записку сыну. Младшему, живому сыну:

      «Сыночек! Прости меня за этот поступок. Возможно, моя ситуация не столь безвыходная, чтобы оставить тебя. Но навлекать на тебя гнев моих врагов в случае, если не успокоюсь и начну им мстить, я желаю еще меньше. Они сильнее и могущественнее меня. Будь осторожен. И сожги это письмо сразу после прочтения.

      Я никогда ничего не боялся, не боюсь и смерти. Винить в ней никого не надо. Это мое решение. Я мог бы еще бороться, но устал безмерно. Меня хоть и похоронят с залпом караула, но бросят кости не в родовом склепе почетного некрополя, а за пределами кладбища. Так и должно быть. Бог не простит меня, ведь я сам себя не прощаю. На мне кровь твоего сводного брата, моего старшего сына: сперва я лишил его материнской любви и ласки, запретив общаться с родной матерью, а потом отправил его в самое пекло, соблазнившись ускорением его карьеры и представив, что мой отпрыск неуязвим. Есть и еще ошибки, которые я совершил. Надеюсь, ты не повторишь моей глупости и твои руки не обагрятся невинной кровью. Я же выбор свой сделал. И как видишь, заканчиваю свой земной путь не праведником. Я обуреваем гневом, и его последствия не заставят себя ждать даже после моей добровольной отставки. Традиции русского офицерства заставляют блюсти неписаный кодекс чести, когда душа болит, а совесть гложет. Честь имею. Служу России. А тебе желаю здравия».

      Фельдъегерь доставит письмо к КПП Военно-дипломатической академии, именуемой знатоками «Консерваторией». И передаст в руки сыну.

      …Генерал стоял в парадной форме перед зеркалом. Старая эмблема с летучей мышью на рукаве. Личное оружие – в руке. Дуло у виска. Выстрел. Нет больше генерала…

      Его хоронили за оградой Троекуровского кладбища. Без залпа почетного караула. В присутствии лишь ближайших соратников. Жена на похороны не явилась, сославшись на высокое артериальное давление, артистично назвав свое состояние «мигренью». Сын не мог скрыть слез. Полковник Дугин молчал. Именно он взял на себя все организационные хлопоты. Купил гроб, нанял катафалк и пытался договориться с батюшкой об отпевании.

      – Пушкина ведь отпевали. А дуэлянты приравниваются к самоубийцам, батюшка… – уговаривал перед похоронами Дугин.

      – Поэт раскаивался и исповедовался перед кончиной, а Марину Цветаеву довел до рокового шага голод, истощение и моральное, и физическое. Помешательство, так сказать. Да и ходатайствовали за нее из епархиального управления. А ваш генерал – некрещеный даже. – Батюшка кладбищенского прихода не соглашался ни в какую.

      – А Есенин? Его ведь отпевали… – демонстрировал свои ритуальные