нее, правда, подумал он. Нимфоманка.
Звонок мобильного телефона заставил Питона вздрогнуть.
– Извини! – сказала Надежда и вышла их кухни.
Питон напряг слух. О том, что Надежде могут позвонить, он не подумал. Если звонит кто-то из тех, кто его знает, она может сказать, что он сейчас у нее. Если кто-то другой, но она проскажется, что у нее в гостях друг детства, тоже плохо. Тогда придется уходить.
Мужчина напряг слух, но Надька прикрыла дверь в комнату, и он не мог разобрать ни слова. Только понял, что она что-то надиктовывает. При этом голос звучит совершенно спокойно.
– Дочка звонила! – ответила Надежда на немой вопрос гостя, вернувшись в кухню. – Рецепт моего фирменного пирога спросила. Так на чем мы остановились?
– Что ты жениха за бугром ищешь, – напомнил Питон.
– Да не ищу! – вяло махнула рукой Надежда. – Здесь хватает! Так… Поддразниваю мужиков.
– Но если попадется достойный, поедешь к нему?
– Все может быть, – философски ответила Надежда. – Зарекаться не буду.
– А почему ты с мужем рассталась?
– Послушай! – возмутилась Надежда, вскинув ресницы. – Ты чего мне в душу лезешь? Нарисовался, черт знает, зачем и откуда, и теперь допрос устраивает.
Питон виновато улыбнулся. Но Надежда уже взяла себя в руки.
– Извини, – спокойно сказала она. – Но твои вопросы … Женщины не любят отвечать на такие. Женское сердце – хранилище любовных тайн. Посторонним туда вход запрещен!
– Я не спросил ничего особенного. Замуж выходят или по любви, или по расчету.
– Еще по залету! – со смехом добавила Надежда, к которой вернулось хорошее настроение.
– Ага! – засмеялся Питон. – А ты?
– Ох, и зануда же ты! – вздохнула Надежда. – Про таких говорят, что им проще дать, чем объяснить, что не можешь.
– Да не надо ничего объяснять. Скажи только, ты знала, что я был в тебя влюблен?
– Да в меня все были влюблены! – воскликнула Надежда.
Ее лицо осветилось каким-то внутренним светом. На короткий миг Питону показалось, что перед ним сидит не сегодняшняя, основательно потрепанная жизнью, пресытившаяся плотскими наслаждениями Надежда, а та Надька, что из детства: юная, сказочно красивая, невинная. Но только на миг.
– А письма? Помнишь, я писал тебе письма? – продолжал допытываться Питон.
Надежда наморщила лобик.
– Кажется, что-то было, – неуверенно ответила она. – Нет, не помню. Ты что, куда-то уезжал?
– Ты в ту зиму долго болела, – хмуро пояснил Питон. – В школу не ходила. Я стал писать тебе. Ты отвечала. Даже фотографию прислала. Три на четыре.
– Не помню, – снова покачала головой Надежда. – Ты какой-то невидный был.
– А Чушкин был видный?
Улыбка Надежды мгновенно растаяла. На смену ей на ее лицо, как роса на стекла очков, когда приходишь в тепло с мороза, набежала тень настороженности и подозрительности. А то и злости.
– Чего это ты Чушкина вспомнил? – хрипло спросила она.
– Ты сказала, что я был невидный, – простодушно