детства понимала, что должна быть опорой в семье, и чем дальше, тем больше об этом думала. В пятнадцать лет я пошла работать переводчицей на выставке и там заработала свои первые деньги.
– Ты родила Андрея в девятнадцать лет, и это тоже способствовало взрослению, уже по факту.
– М.: Я поступила на первый курс в Щукинское училище и практически сразу ушла в декрет. Пропустила года два учебы, а потом перевелась во ВГИК. У нас дома появились нянечки. Естественно, я не была тогда зрелым человеком. У меня была учеба, много каких-то целей. Но Андрюшку я всегда растила как друга.
– А.: Конечно, чтобы слушать со мной в машине Энрике Иглесиаса и мучить меня всё детство. (Смеется.)
– М.: Понятно тебе, Вадим, как мы общаемся?
– Интересно, а у Андрея были сложности переходного возраста или всё вот так с шуткой и юмором?
– М.: Были сложности. Они проявлялись в том, что я отказалась от съемок, наверное, в десяти картинах. Не могла уехать никуда, кроме гастролей.
– Почему?
– М.: Потому что я могла возвратиться домой, а около дверей стоит милиция. Оказывается, мой сынок так повеселился в свой день рождения, что скинул пакет с водой прямо на лобовое стекло машины начальника ОВД «Арбат». И шесть милиционеров стоят и смотрят на наши окна. Я возвращаюсь после спектакля «Федра. Золотой колос» и понимаю, что эти люди по мою душу.
– А.: Между прочим, за «Федру» Мария Андреевна получила премию «Золотая маска».
– Да, это была отличная актерская работа.
– М.: Спасибо, Вадим… Так вот ту ночь мой сын провел в «обезьяннике».
– Ты не возражала?
– М.: А чего возражать? Пускай будет такой опыт. Еще Андрюшка прятал друзей. Как-то у меня отменили спектакль, причем внезапно. Я об этом узнала, уже когда приехала в театр. А сын, оказывается, на это время запланировал грандиозную вечеринку. Я спокойно еду домой, паркую машину и звоню ему минуты за три до того, как подняться в квартиру. «А ты где?» – спрашивает сынок растерянным голосом. Я ему рассказываю. «Понятно», – отвечает он. Захожу в подъезд и вижу такую картину: по лестнице спускаются люди, прижавшись к стенке, и, не глядя мне в глаза, выходят на улицу. Просто поток людей, человек семьдесят!
– Неплохо. И как ты отреагировала?
– М.: Уже не помню.
– А.: И я не помню. Но сам факт произошедшего запомнился гораздо сильнее, чем разбирательство.
– М.: А как Андрей девочку прятал в шкафу! Прихожу домой – у него должен был быть урок английского. Смотрю – женские туфли стоят. Он их быстро убрал. Потом полтора-два часа сын занимался английским. Затем выходит из комнаты: «Мама, ты никуда не собираешься?» – «Нет». Еще через час он понимает, что девочку нужно выводить. Всё это время она просидела в шкафу!
– Какой ужас!
– М.: Пришлось нас познакомить.
– И ты, Маша, опять не помнишь свою реакцию?
– А.: А что надо было сказать? «Что ты делаешь вообще?!»
– М.: Есть мамы, которые много чего говорят. Ты просто не привык, хамская рожа! (Улыбается.)
– Ну