нами. Я тоже часто задавал вопрос самому себе, степи, небу, ветру – как нам быть? После мучительных раздумий нашелся вроде верный ответ – будь вместе со своим народом! Береги свой народ, борись за его свободу и счастье! Но как быть, если родной народ раскололся на части – одни примкнули к белым, другие к красным, а третьи к националистам – алашордынцам. Причем, это было не просто идейное разногласие, а вооруженная борьба, братоубийственная бойня. И как можно стрелять в брата-казаха за счастье другого брата-казаха?! Голова раскалывалась, душа раздиралась, но четкого ответа так и не нашел – ни тогда, ни сейчас! Разум отказывался понимать, душа не принимала этот раздор – для меня все казахи были братьями, единым целым. Но лицемерные, коварные политики не позволяли нам оставаться едиными братьями, сея раздор. Все, что мог сделать лично – никогда не стрелял в казаха, будь он белым, красным, богатым или бедным.
В то время отдаленная от центра местность, где мы обосновались, называлась Койтас–овцекамень. Природные валуны, ростом с баранов, иногда даже с верблюдов, наполовину зарытые глубоко в землю, были настоящим чудом природы. В чистом поле, в ровной, как гладь моря, безбрежной степи вдруг возникают эти чудесные койтасы – овцекамни, и тянутся до самого горизонта. Каждый камень имеет свою, отличную от других форму, созданную природой и отточенную ветром времени. Откуда они – упали с небес или выросли из-под земли? На это никто не может ответить до сих пор.
Мы перекочевали сюда, спасаясь от карателей, и остались жить. Койтасы послужили кочевникам в смутное время укрытием, крепостью. Целые аулы могли спрятаться там и от белых, и от красных.
А прятаться было от чего. Не было в то время никакого порядка или закона в степи. При встрече с белыми или красными, часто все зависело от их настроения. Если командир вооруженного отряда был не в духе, мог сорваться, запросто вырезать, сжечь, уничтожить весь аул. Без суда и следствия, безо всякой моральной ответственности делали все, что хотели. А в хорошем расположении духа забирали, что нужно, и уходили. Таково было время.
Старейшина нашего аула, аксакал – седобородый Малай ата был мудрецом. Ему было семьдесят лет, и он казался нам незыблемым столпом степной нравственности, олицетворением святой древности и оплотом рода. Густая, белая как снег борода доставала аж до пояса! Когда он заходил в юрту, становилось светлее и теплее, и мы чувствовали сильнейшую энергетику, исходящую от этого незаурядного человека. Когда он степенно шел, самал – легкий ветерок играл с его бородой, и мы застывали на месте, завороженные этим величественным зрелищем. Нам он казался святым аруахом – духом предков. Он и был аруахом – духом нашего рода, хотя был обычным человеком, из плоти и крови. До сих пор видится мне Малай ата, шагающий по степи. Я счастливо вздыхаю, чувствуя прилив сил, как в далеком прошлом.
Он был справедливым и мудрым, знал множество легенд и хорошо разбирался в политике, самоотверженно боролся за сохранение нашего рода.
– Какая разница,