начинали просачиваться из категории тайна. Седая самка коня кипятила чайник, заботливо перекладывала пакетик из своей чашки в мою и, пододвигая ко мне впритык свежие как вчерашний кирпич пряники, зачинала свою главную песнь. В отличие от гимна сию мантру я знала наизусть: Алёша умный, Алёша красивый, Алёша молодой, и у него перспектив, что воды за баней. Припев: как же тебе повезло, как же тебе повезло!
Конечно, я согласна, что его опять задержали на работе, и всё это во имя нашей будущей семьи. Разумеется, я понимаю, что эти следы губной помады и вот эти вот дамские чулки совершенно случайно оказались на воротнике и в кармане соответственно. Да и сомневаться не стоит: естественно, он любит меня и только меня. Нет-нет, мне совсем не хочется быть неблагодарной.
Сжимая пряник в руке, я отхлёбывала то, что называлось чаем, кивала, непроизвольно истекая слезами, и искренне просила всех святых, чтобы мои зубки остались в целости. Ольга Львовна гладила меня по руке. Когда её удовлетворению становилось тесно на кухне, нашим посиделкам приходил конец. Маменька, кряхтя, удалялась к себе. Я, шмыгая носом и водя языком по, спасибо, Господи, избежавшим повреждений зубам, убирала и мыла, мыла и убирала. Я же уборщица, мне, как говорится, и губку в руки.
Однажды традиционная схема дала сбой. Увидев, как Алёша с очередной дамой, что осталась без мужа из-за его деловых встреч, закрывается в свободном номере, я не стала ждать вечера, чтобы будущая свекровь приятным образом интерпретировала для меня неприятное настоящее. Забежав в подсобку, я выхватила с полки свежевыстиранное полотенце и рухнула в его запах всем давящимся от эмоций лицом. Махра как могла глушила рыдания. И, не смотря на то, что вкрадчивый тембр Ольги Львовны в моей голове старательно выметал все иные голоса, моя любовь к принцу-сыночку вдруг лопнула. Не как мыльный пузырь. Больше было похоже на пятилитровую банку, что стащили из холода и резко обдали кипятком. Стеклянная кубышка ойкнула и тут же осела разнокалиберными кусками.
И вот она долгожданная разгадка: зачем я искала встречи с прошлым. Некогда покинув свою ячейку насилия, я самостоятельно и добровольно вступила в чужую. Девочке для битья словно не хватало условий, впитанных с редким молоком матери, спонсируемым жидкими доходами отца. Готовность к созданию счастливой, дружной семьи только мне виделась здоровой и окрепшей. На самом деле это был зачатый впопыхах хилый младенец, коему на существование вне утробы отведено не более суток.
Из моих глаз, как из треснувшей банки, лилось понимание своего места в этом мире. Привкус горечи, тупая боль, норовившая в любую секунду сдетонировать в груди, и странноватая горничная Агата – вот полный список ингредиентов для выпечки меня.
Мы сидели в комнате для персонала на рулете из ковролина. Чтобы разложить месяц назад завезённое покрытие цвета крови инициативы не нашлось даже у самых стойких к прекрасному. Возможно,