памяти, должно усвоиться и найти в голове своё место! Оттого-то организм и уходит в сон, чтобы без помех извне усвоить, переварить полученный «бульончик», если уж и далее пользоваться аналогиями… (Конечно, после этого сравнения Элайджа Диккенс строго и вопросительно глянул на девушку, и та, не дожидаясь вопроса, кивнула: разумеется, она поняла смысл нового слова!)
Она спала без сновидений, но не проваливаясь в пустоту, а как бы паря в ней как в невесомости. Впрочем, последнее определение немного тревожило: оно казалось нездешним, как и некоторые слова и мгновенно исчезающие странные картины затаившегося прошлого. Уверенность, внушённая когда-то голосом в голове, со временем притуплялась; да полно, неужели с ней и в самом деле кто-то разговаривал подобным образом? Не болезнь ли это, не желающая её отпускать?
Но очень хотелось выздороветь и… стать свободной.
Правда, понятие «свобода» воспринималось тоже как-то странно.
С одной стороны «свобода» казалась чем-то важным, желанным и недостижимым; чудом, внезапно оказавшимся возможным. С другой – пугала. Что она будет делать одна-одинёшенька в неизвестном мире? Куда шагнёт из больничных дверей? Что или кто её там поджидает?
На третью ночь во флигеле она увидела сон. Впервые. И лучше бы он не приходил.
…Страшный человек с опухшим небритым лицом, пошатываясь, брёл по больничным коридорам. От хламиды, бывшей когда-то белой, а теперь покрытой россыпью красных пятен, остались клочья; лишь чудом она держалась на безумце. А человек с мутным взглядом, бормочущий что-то и время от времени отмахивающийся от невидимого противника скальпелем, несомненно был безумен.
Вот он пересёк крытую галерею, замер у дверей в скорбный корпус, прислушался… На лице застыло хитрое выражение: не ждёте? А вот я вас всех сейчас… обману! Он бесшумно повернул ручку; дверь даже не скрипнула, а мягкое покрытие пола сделало его шаги, и без того лёгкие, как у хищника на охоте, неслышными. «Беги!» – хотела в ужасе крикнуть Лика склонившемуся над журналом дежурному, но не смогла не только разжать губы, но даже отвести взгляд. «Беги!» – отчаянно воззвала она мысленно… Пожилой санитар, которого профессор называл: «Дружище… э-э… как вас там, Сэмюель, да!» вздрогнул и поднял глаза от очередной записи. Да так и застыл при виде крадущегося к нему чудовища.
Лика готова была зарыдать от отчаянья.
В следующее мгновенье страшный человек прыгнул.
С неожиданным для тучного человека проворством Сэмюель отскочил, роняя стул, и нырнул за стол, должно быть в попытке спрятаться. Загремевший вместе со стулом на пол убийца почти сразу опомнился. Вскочив, он торжествующе захохотал и кинулся к жертве.
Вот только санитар не принял безропотно неминуемую гибель, не вскрикнул от последней боли, а выпрямился, в движении уворачиваясь и одновременно замахиваясь чем-то длинным. Послышался характерный свист, звук удара – и хруст. Безумец рухнул на пол и застыл бесформенной тушей.
– Ишь