границу? Пришёл ли срок узреть каменные стены Дугальда?
Эрролу причудилось, будто цветы робко замерли, совсем чуть-чуть, но затем продолжили раскачиваться, отвечая легчайшим шелестом.
– …путь…открыт…был…все-гда…а…рок…не…судь-ба…иное…
Темновласый эльф нахмурился: не такой ответ он рассчитывал услышать. Поймав его озадаченный взгляд, сестра промолвила:
– Эдельвейсы хранят память, а потому не лгут, но сказать напрямую, как есть, выше их. Всё же они цветы.
Но этим удовольствоваться юноша не желал, обратился он к звёздчатым жителям высокогорья:
– Что за зло изгнало мой народ из Инниса? От деяний какой силы искала спасения наша мать, взбираясь на каменные уступы Тэрлэг?
Но цветы не дали ответа на сей раз. Они покачивали своими серебристыми головами в полнейшем безветрии и упрямо хранили молчание. Эйли, видя, как помрачнел брат, поспешила успокоить его мысли.
– Раз они молчат, значит, ответа нет на твой вопрос, – мягко проговорила она, но всё же голос её дрогнул неуверенностью. – Они сказали, что путь открыт, значит, беда нам не грозит, и мы можем вернуться в родной край, брат мой.
Хотел было возразить ей эльф, – подвох чувствовался ему в недосказанности эдельвейсов, – но встретив взор её чистых, спокойных глаз, поддался желанию – он не меньше Эйли жаждал увидеть Иннис и все его пределы. Эррол согласно кивнул и, бросив на горные цветы последний тяжёлый взгляд, последовал за сестрой.
Спуск показался обоим намного легче и быстрее, чем подъём. По другую сторону всё казалось родным и знакомым, хоть Эррол и Эйли впервые ступали по эльфийской земле. К полудню Тэрлэг уже была за спинами эльфов. С каждым шагом силы их удваивались, утраивались, ноги легчали, а ход походил на легкокрылый полёт.
Но радость пьянящую скоро затмило изумление, а затем и скорбь: пала чудная завеса, иссяк мираж, скрывавший страшную истину. Нет лесов рослых, нет лугов бархатистых, нет ручьёв звонкоречных – пустой, серой землёй встретил Иннис блудных детей своих. От каждого камня, от песчинки любой Эйли ощущала проникавшую в душу боль. От матери достался девушке редчайший дар – чувствовать жизнь и боль всего, чего коснётся. С каждым шагом очи эльфийки наполнялись горькими слезами, изливая из души ту боль, что впитывало тело. Эррол непонимающе взирал по сторонам, безжизненная пустошь повергала его в ужас. Хоть не способен он был подобно сестре, внимать боли, утрата, которую некогда понёс Иннис, зримо довлела и над ним.
Далеко впереди, посреди мёртвого камня и чёрного песка, словно вечный мавзолей, высился каменный замок Дугальд. Скорбные серебристые очертания его тускло мерцали в свете солнца, единственного тепла, что ещё присутствовало в утраченном мире. Не раздумывая ни мгновения, эльфы устремились к отчему дому.
Вблизи Дугальд казался не таким высоким и громоздким, каким привиделся издалека. Его изящные башенки венчали серебряные купольные крыши, в стрельчатых окнах на свету горели целёхонькие