же свободою по-русски, как по-французски и по-немецки»[303]. По свидетельству А. Ф. Тютчевой, Николай I, несомненно, «обладал даром языков»[304]. Как отмечали и другие мемуаристы, Николай Павлович превосходно знал французский, хорошо – немецкий, испытывая некоторые затруднения с английским языком, к началу Крымской войны вполне овладел и им. Он не испытывал трудностей в русском языке, предпочитая разговор на русском, если его понимали собеседники[305]. «Зачем ты картавишь? – заявил он однажды камер-пажу Александры Федоровны П. М. Дарагану. – Это физический недостаток, а Бог избавил тебя от него. За француза тебя никто не примет, благодари Бога, что ты русский, а обезъянничать никуда не годится. Это позволительно только в шутку»[306]. Когда в 1829 г. в Кодне предводитель местного польского дворянства Левкович обратился к Николаю I с речью по-французски, тот оборвал его: «Господин предводитель, я понимаю и по-русски, и по-польски; французский язык между нами совершенно не нужен»[307].
В дальнейшем Николай I сделал русский язык обязательным для делопроизводства во всех государственных учреждениях и официальным языком при императорском дворе. Формально знание русского языка стало при Николае I необходимым для поступления иностранцев на русскую службу. Тем не менее известно, что протекция влиятельных лиц позволила Дантесу сдать офицерский экзамен по программе гвардейских юнкеров и подпрапорщиков, включавший проверку знаний по русскому языку и словесности. Как отметил историк Р. Г. Скрынников, «генерал Адлерберг заверил императора, что Дантес знает русский язык…»[308]
Императрица Александра Федоровна так и не овладела по-настоящему русским языком. Даром что великую княгиню учил поэт В. А. Жуковский, который на самом деле был плохим учителем. Великая княжна Ольга Николаевна в своих воспоминаниях за 1837 г., рассказывая о зимнем путешествии из Москвы в Петербург, вспоминала: «.. Мы были плотно закутаны в шубы, в теплых валенках до колена, и ноги в меховом мешке. Мэри, которой стало дурно от этого закутывания, должна была пересесть в другой возок, где опускались окна. Ее место в возке Мама заняла Анна Алексеевна; мы весь день напролет пели каноны и русские песни… На станциях крестьяне приносили нам красные яблоки и баранки. Анна Алексеевна разговаривала с ними, зная, благодаря своей долгой жизни в деревне, что их интересовало и заботило. Мама очень одобряла это ввиду того, что сама недостаточно хорошо говорила по-русски»[309].
Великие княжны Мария и Ольга сами стремились овладеть русским языком. Один из сюжетов воспоминаний великой княжны Ольги Николаевны за 1841 г.: «В конце декабря Мари и я заболели одновременно, Мари – рожистым воспалением лица, а я – сильным кашлем… Мы решили переводить с английского на русский язык»[310].
В отличие от Олли (Ольги) ее младшая сестра Адини (Александра Николаевна), у которой была английская воспитательница, «не научилась свободно говорить на своем родном языке»[311].