раз видел! Да я таких баб знаю! – ответил парень и без церемоний представился, протянув руку: – Степан. Имя, да? Родители удружили, в честь деда. Давай уж на «ты», что за реверансы?
– Евгений, – Эрдель с чувством пожал руку новому знакомому, который начинал ему нравиться. – А ты что у нее купил?
– О, я, знаешь… – Степан вдруг остановился, взглянув на Эрделя с сомнением. – Ты только книги собираешь или еще чем интересуешься?
– Только книги.
– Тогда ты мне не конкурент, – кивнул парень. – Я у нее купил картинку. Ерундовая картинка, неизвестного автора, охотничий жанр.
Он опять умолк, явно боясь сказать лишнее, но юношеское тщеславие взыграло, и Степан торжествующе выпалил:
– За двадцать пять рублей купил, а ей цена все двести! Но состояние среднее… Она уж умоляла под конец, чтобы я забрал эту кислую мазню. Заплатил, можно сказать, за одну рамку.
– Как у тебя получается? – заинтересовался Эрдель. До сих пор он втайне считал себя везучим коллекционером, даже гордился умением покупать за гроши более-менее ценные книги. Но перед напором и апломбом Степана все меркло.
Мордатый парень хохотнул:
– Подход нужен к людям, усекаешь? Подход! Особенно к дамам пикантного возраста. Посмотри на себя, как ты выглядишь, как держишься? Будто нищий на паперти. «Можно книжки посмотреть… Сколько стоит?» Ты же не милостыню просишь! Ты пришел ей услугу оказать, дать денег за старый хлам. Так и веди себя как благодетель. А то еще, знаешь…
И Степан довольно похабно подмигнул, будто намекая на некие дополнительные обстоятельства. Эрдель, никогда не отличавшийся особенной смелостью с женщинами, пожал плечами, изображая равнодушие:
– Ну, с этой, предположим, не очень-то весело дело иметь!
Степан взглянул на него с искренним изумлением и присвистнул сквозь зубы:
– Ты, смотрю, в бабах ничего не понимаешь! Что она в годах, это хорошо, дурень! Ухаживать долго не придется, а кончается все одним и тем же. Я вот жалею, что двадцать пять ей заплатил! Несговорчивая стерва! Впервые у меня такое! Обычно они на все готовы, если поухаживать…
Он говорил о бывшей хозяйке картины даже как будто с уважением, удивляясь своей «промашке». А Эрдель, привыкнув к несложной моральной позиции новообретенного приятеля, от души веселился:
– В самом деле, если ты такой ловкий, что ж ты ей деньги дал? Остался бы подольше…
– Да не мог я. – Степан внезапно помрачнел и переложил сверток из руки в руку. – Она мне такое сказала, что всякое настроение пропало. Сунул ей деньги в зубы и ушел. Знаешь, после кого она все продает? Думаешь, после бабули или дедули? Я вот тоже так считал…
Эрдель признался, что не знает даже имени хозяйки, не то что подробностей распродажи. Степан вздохнул:
– У нее сестра умерла, у этой грымзы. Младшая сестра, еще тридцати не исполнилось. Это все ее имущество – и книги, и картина. Там еще пишущая машинка продается, одежда,