пламя заметалось и погасло. Молитва оборвалась на полуслове.
– Что делаешь, нечестивец? – взвизгнули старухи.
– А ну, хромай отсюда, бородатый козел! – рявкнул Алексей, выталкивая священника за дверь.
– Опомнись, сын мой! Образумься! – попятился священник под завывания старух. – Я всего лишь исполняю свой долг!
– А я – свой. Убирайся.
Председатель сидел за столом, время от времени щелкая на облезлых счетах. Увидев учителя, он приветливо поздоровался, поинтересовался его школьными делами и сообщил, что похороны будут завтра, а потом надо решить, куда определить самого Алексея. Может, поручить ему делопроизводство?
– Меня уже назначили на должность учителя и другого мне не надо. Вообще-то я могу кем угодно работать, хоть председателем – невелика мудрость, это не взводом командовать. Но меня направили в вашу дыру учителем, и я буду им! Армия всему научила, прикажут – маршалом стану. Вот так. Будем хоронить товарища Струка как коммуниста, павшего на боевом посту, как солдата. И обелиск поставим с красной звездой.
– Ишь ты, какой герой! Нельзя осложнять отношения…
– С кем? с бандитами? Вы же здесь советская власть! – кипел Алексей.
– Без тебя знаю, молод еще мне указывать!
– Я советую! А попа я прогнал. В шею.
Вернувшись в школу, Алексей заварил себе ежевичный чай, поужинал и улегся спать на столе, постелив плащ-палатку. Под голову уложил полевую сумку и кубанку. За стеной бормотали старухи, да на крыльце трескуче кашлял сторож. Разбудило его солнце – горячее, яркое. Он с наслаждением плескался в ледяной воде горной речки – хорошо-то как! Услышав переливчатый смех, он обернулся и увидел молодайку с ведрами, встретившуюся ему на пути в хутор. Поздоровавшись, она зачерпнула воды и, будто ненароком, плеснула через плечо. Алексей едва увернулся.
– Йой, нечаянно! Не сердитесь, пан научитель, – лукаво улыбнулась она.
– Ах, ты, озорница! – рассмеялся Алексей, обнимая женщину и целуя ее в смуглую щечку.
– О, какой пан моторный! Хоть и хромой.
– Хоть и хромой, а красавиц не пропускаю!
Струка хоронили в полдень. Командовал обступившими гроб стариками сам председатель, попутно наставляя плешивого музыканта с облезлой расстроенной скрипкой и приказывая сторожу Казимиру ступать живой ногой к Калине Григорьевичу за лошадью – старикам-то гроб не донести.
– Где же народ? – удивился Алексей, не понимая, почему на похороны директора школы пришли одни старики.
– Этим – что? Их не тронут… – вздохнул председатель.
Вот оно что! Люди боятся прогневать бандитов! Ну и дела! Милиция тут много не навоюет: у бандеровцев пулеметы, а у самого Алексея – лишь чужой пистолет. Председатель взмахнул платком, гроб поставили на повозку, зарыдала скрипка, и печальная процессия медленно двинулась к кладбищу, тяжело вздыхая – коротка жизнь человеческая. Гроб тряхнуло на ухабе,