размышления:
«Познай самого себя» – прекрасный и полезный совет; жаль только, что древние не догадались указать способ, как пользоваться этим советом.
_________________________
Когда Романычу, прежде, приходила охота понять кого-нибудь или себя, то он принимал во внимание не поступки, в которых всё условно, а желания. «Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты». По роду занятий приходилось Александру Романовичу принимать исповеди. Когда-то в юности он пытался начать карьеру священника. Но это скорее по настоянию родственников, чем по своему желанию. У него в роду был дед из священнического рода, поэтому и бабушка настояла, чтобы Александр поступил в семинарию. И он таки отучился и даже служил при большом Храме в городе. Но оставил всё и ушел с большим разочарованием и неверием в это дело священства. Не то, чтобы разуверился в Бога совсем, но сомнений заимел порядочно много по вопросам «вероисповедания», его многочисленных ответвлениях и разделениях.
За всё время, пока он был связан с религией, он не видел ни одного человека, который бы говорил со священниками искренне, попросту, по-человечески. Он и сам, поначалу, еще во время учебы в семинарии, испытывал подспудный страх, к которому долго никак не мог привыкнуть. Кресты ассоциировались у него со смертью, (как, наверное, у многих), кресты он видел во множестве на кладбищах. Да и радости не вызывали проповеди настоятелей-священников. В проповедях только и слышалось осуждение в грехах – «все грешные до одного», – как сказано в Писании. О чем же было радоваться, когда всех, на том свете, ждало наказание.
Священники же, выглядели людьми «умными и великими», причастными к «тайным знаниям»: они Библию читают и, главное, понимают, может даже с Богом и Ангелами разговаривают! И в их присутствии Романыч был испуганным маленьким и виноватым. Он робел, (и другие люди, наверное, робели), вплоть до того, что хотелось «бухнуться им в ноги», так, что и просить не знаешь о чем: о помощи.
Времена тогда были «смутные»: появилось много сект, одних только христианских конфессий насчитывалось до сорока, прочитал он где-то в печати статистику. Это и баптисты разных толков, от пятидесятников до Евангелистов, и Адвентисты седьмого дня, и Свидетели Иеговы и прочие и прочие.
Хорошо ещё, что пошел он по стопам предков своих и был в монастырях православных. Вспоминалось: как вечером монахи пели на службе стройно, вдохновенно. Служили молодые монахи-священники с черными бородами; и Романыч, слушая про жениха «грядущего в полунощи», и про чертог украшенный – чувствовал не раскаяние в грехах, не скорбь, а душевный покой, тишину. Вспоминая, он снова уносился мыслями в далекое прошлое, в детство и юность, когда с бабушкой ходил в деревенскую церковь, тогда еще полупустую, когда также пели про жениха и про чертог. И теперь это прошлое представлялось живым, прекрасным, радостным, каким, вероятно, никогда не было.
И, быть может, думалось, – на том свете,