– — – — – — – — – — —
Она вышла к гостям, где вновь разговоры с ними с принудительной улыбкой стали её утомлять. К ней пристал дядя Николай и долго бранил своего спорщика за обедом – Дмитрия Петровича: то один оскорбительный выпад, то другой, – «во-вторых, – говорил он с возмущением, – со всеми он рассорился! Сегодня именины, а, погляди, не приехали Востриковы, ни Яшин, ни Васильев, наши почти родня! —
– Ах, боже мой, да, я-то тут причём? – спросила Ольга Михайловна.
– Как при чём? Ты его жена! Ты умна, в институте училась, и в твоей власти сделать из него честного человека! —
– В институтах не учат, как влиять на тяжёлых людей. Я что, – должна просить извинения у всех вас, что я училась в институте? – сказала Ольга Михайловна резко, раздражаясь. – Послушай, дядя. Это как с музыкой: если у тебя целыми днями будут играть одни и те же гаммы, то и ты не усидишь на месте и сбежишь. Я уже целый год слышу о нем одно и тоже, одно и тоже. Господа, надо же, наконец, иметь капельку жалости, перестаньте ругать его! —
Дядя сделал очень серьезное лицо. Потом пытливо поглядел на неё, будто видит впервые и покривил рот насмешливой улыбкой.
– Вот оно что! – пропел он старушечьим голосом. – Извиняюсь! – сказал он и церемонно поклонился. – Если ты сама подпала под его влияние и изменила свои убеждения, то так бы и сказала. Извини! —
– Да, я изменила убеждения! – чуть не крикнула она, выплеснув раздражение. – Радуйся! —
– Извини, извини! —
Дядя поклонился как-то вбок и отступив назад отошёл в сторону.
«Дурак, – подумала Ольга Михайловна. – И ехал бы себе домой!»
Часть гостей и молодёжь она увидела в другом углу сада в густом малиннике, тянувшемся от барбекюшницы и от площадки с тандыром, к которому вела отдельная дверь из кухни и отдельно проложенная узкая дорожка. И Дмитрий Петрович был там окруженный женщинами. Он придурялся и о чём-то смешном рассказывал. Он смеялся и шалил, как мальчик, и это детски-шаловливое настроение, когда он становился чрезмерно добродушен, шло к нему гораздо более, чем что-либо другое. Ольга Михайловна любила его таким. Но мальчишество продолжалось обычно недолго. Так и на этот раз, когда Ольга Михайловна подошла, он почему-то нашел нужным придать своей шалости серьезный оттенок.
– Когда я занимаюсь спортом, то чувствую себя нормальнее, – сказал он, – если бы меня заставили заниматься одной только умственной жизнью, то я бы с ума сошел. Нужно и нужно каждому заниматься физкультурой. —
И у Дмитрия Петровича начался разговор с женщинами о преимуществах физкультуры (против лишнего веса), о культуре, потом о вреде шопинга, о лишней трате денег на ненужные предметы женщинами… Слушая мужа, Ольга Михайловна почему-то вспомнила, что дом и участок и вся недвижимость ей подарена, как приданное её отцом.
«А ведь будет время, – подумала она, – когда он не простит