Денис Воронин

Колея к ржавому солнцу


Скачать книгу

где увидел бабушку, с потерянным видом неподвижно сидевшую на старом диване. Ее руки были сложены на груди. Тим с удивлением подумал, что бабушка, бывшая в свое время спортсменкой и комсомолкой, с гордостью носившая значок «Ударник коммунистического труда» и знавшая, что строит светлое будущее для потомков, сейчас молится. Просит защиты и помощи у Бога, в которого никогда не верила. Тим даже испугался. Но подойдя ближе, он разглядел, что бабушка держится за левую часть груди.

      Тогда он испугался по-настоящему.

      – Бабушка!.. Бабуль, тебе плохо? – подскочил он к Полине Ивановне.

      Бабушка улыбнулась через силу, оторвала руку от сердца и погладила внука по голове.

      – Да ничего. Прихватило, сейчас отпустит.

      – Давай скорую вызовем.

      – Не надо. Я валидол рассосала. Пройдет… Есть будешь?

      – Нет, – помотал головой Тим.

      – Ну, скажешь, когда захочешь…

      Поминки они не устраивали. Для кого? И на какие деньги? Бабушка просто зажарила в духовке с вечера курицу с тремя твердыми зелеными яблоками, сварила в глубокой сковороде рис. Зашел сосед Николаич, с которым бабушка на кухне, не чокаясь, выпила по рюмке водки. Вот и помянули Макса.

      Тихим паучком Тим притаился в углу комнаты, усевшись прямо на крашеный деревянный пол. Исподтишка наблюдал за бабушкой, готовый в любую секунду сорваться к соседям звонить в скорую. У них самих ни городского, ни мобильного телефона не было.

      – В школу завтра пойдешь? – спросила вдруг бабушка.

      Тим пожал плечами. Ответ он знал, но озвучивать бабушке сразу не стал. Завтра пятница, у его класса по расписанию всего четыре урока, учителя его отсутствия, как обычно, не заметят.

      – А чего туда ходить? – проговорил он. – И так таблицу умножения выучил наизусть до шестью семь тридцать пять, а дальше, так думаю, мне нипочем не одолеть, хоть до ста лет учись.

      Полина Ивановна криво усмехнулась одной половиной лица. Поднялась с пронзительно вскрикнувшего пружинами дивана и вышла. Отпустило. Сейчас пойдет делать дела, расходится…

      Вместо отступившей тревоги вернулась тоска, сжавшая сердце. Снова подступили слезы, казалось, досуха выплаканные на кладбище. Тим заморгал. Хорошо, хоть бабушка не видит. Опять встала перед глазами картина, как рабочие, торопясь, закидывают сырую яму тяжелой землей, а мерзлые комья стучат, разбиваясь о крышку гроба.

      Тим шмыгнул носом, вскочил с пола. Снял с вешалки черно-желтый «школьный» (чтобы ходить на учебу) пуховик, купленный бабушкиной знакомой в финском секонд-хэнде – «кирпушнике». Натянул, застегнул пластиковую «молнию», нагнулся, чтобы надеть поддельные «найки», которые таскал зимой и летом, пока не порвутся. Нашел закопанную среди бабушкиных платков черную шапку крупной вязки. Прислушался к шуму посуды на кухне и громко произнес:

      – Ба, я пойду на улицу, воздухом подышу.

      – Куда? Я рис разогре…

      Хлопнула дверь, отрезая его от бабушкиного голоса и запахов ужина. На ощупь преодолев темные