Григорий Горин

Формула любви


Скачать книгу

вы… о ком? – настороженно спросил Федяшев.

      – О ком! О БАБЕ КАМЕННОЙ, вот о ком!.. Тьфу! – тетушка даже сплюнула. – Уж вся дворня смеется!

      – О Боже! – в отчаянии воскликнул Федяшев, и его лицо исказила гримаса страдания. – За мной шпионят? Какая низость… – он схватил шляпу и стремглав выбежал…

      В деревенском пруду старый кузнец Степан вместе с дворовой девкой Фимкой ловили сетью карасей. Завидев молодого барина, оставили на время свое занятие, склонились в поклоне.

      Федяшев, не обратив на них внимания, быстро прошел мимо.

      – Опять с барином ипохондрия сделалась, – сказала Фимка, с сожалением глядя в сторону промчавшегося Федяшева.

      – Пора, – сказал Степан. – Ипохондрия всегда на закате делается.

      – Отчего же на закате, Степан Степанович?

      – От глупых сомнений, – подумав, объяснил Степан. – Глядит человек на солнышко, и начинают его сомнения раздирать: взойдет оно завтра или не взойдет? Ты, Фимка, поди, о сем и не помышляла никогда.

      – Когда тут! – кивнула Фимка. – Бегаешь целый день, мотаешься… потом только глаза закроешь – а уж и солнце взошло.

      – Вот посему тебе ипохондрия и недоступна. Как говорили латиняне: «Квод лицет йови, нон лицет бови» – «Доступное Юпитеру недоступно быку».

      Фимке очень понравилось изречение, и она восхищенно улыбнулась:

      – И давно я спросить хотела вас, Степан Степанович… Откуда из вас латынь эта выскакивает? Сами-то вы вроде не из латинцев.

      – От барина набрался, – вздохнул Степан. – Старый барин повелел всем мужикам латынь изучить и на ей с им изъясняться. Я, говорит, не желаю ваше невежество слушать… Я, говорит, желаю думать, что я сейчас в Древнем Риме… Вот так! Большой просветитель был! Порол нещадно! – «Аут ни-гель, аут Цезарь!» Во как!

      – Красиво! – согласилась Фимка. – А как у их, у латинцев, к примеру, «любовь» обозначается?

      – «Любовь», Фимка, у их слово «амор»! И глазами так зыркнуть… Ух-х! – Степан показал как надо зыркать глазами.

      Федяшев, естественно, не слышал этого разговора. Он шел тенистой аллеей парка, где справа и слева белели старинные скульптуры, выполненные в греческом стиле. Мраморные лица с выпуклыми белыми глазами уставились на Алексея Алексеевича, усиливая приступ ипохондрии.

      Федяшев дошел в самый конец аллеи, где в лучах заходящего солнца перед ним предстала скульптура молодой женщины в древнегреческой тунике.

      Федяшев посмотрел на скульптуру нежным, влюбленным взглядом.

      Женщина и вправду была необычайно хороша: изящная фигурка, маленькая головка с тонкими чертами лица, странный всплеск рук: левую женщина как бы предлагала для поцелуя, а правой приглашала куда-то вдаль, в неизвестное…

      – Здравствуйте, сударыня! – тихо прошептал Федяшев и поклонился мраморной женщине. – И вновь тоска и серость обыденной жизни привела меня к вашим стопам!.. Впрочем, нет! Будь эта жизнь во сто раз веселей и разнообразней, все равно она была бы лишена смысла, ибо нет в ней вас… А в той незримой дали,