я и сам чувствовал себя таким же заключенным, которого подвергали надзору и увещеваниям. Как-то раз, это было во время третьего или четвертого свидания, в самом начале наших ночных утех, еще до того, как в комнату прокралась сестра, когда мы с Мот только разделись и начали наслаждаться прелюдией, красавица вдруг перестала ласкать меня, удержала мои руки и сказала:
– Моя сестра Шамс просит тебя об одолжении, Марко.
– Этого-то я и боялся, – ответил я. – Она хочет занять ваше место.
– Нет-нет. Ничего подобного. Мы с ней обе довольны нашим соглашением. Кроме одной маленькой детали.
Я только заворчал с подозрением.
– Я говорила тебе, Марко, что Солнечный Свет часто занималась zina. Столь часто и энергично, что теперь михраб бедной девушки стал очень большим от такого потворства своим желаниям. Честно говоря, она теперь так же открыта внизу, как и женщина, родившая много детей. Ее наслаждение нашей zina было бы гораздо сильней, если бы ощущение твоего zab увеличилось от…
– Нет! – возразил я решительно и начал извиваться, пытаясь, как краб, боком вывернуться из-под Мот. – Я не согласен ни на какие тайные действия…
– Подожди! – запротестовала она. – Держи себя в руках. Я же не предлагаю ничего такого.
– Уж не знаю, что взбрело в голову вам с сестрой, – сказал я, все еще продолжая извиваться. – Но я видел zab множества западных мужчин и знаю, что мой больше, чем у многих. Я отказываюсь от какой-либо…
– Да успокойся же ты наконец! У тебя замечательный zab, Марко. Он заполняет всю мою руку. Я уверена, что своей длиной и обхватом он вполне удовлетворяет Шамс. Она предлагает всего лишь усилить действие.
А вот это уже показалось мне оскорбительным.
– Да ни одна женщина еще не жаловалась на то, как я занимаюсь любовью! – закричал я. – Если твоя сестра такая уродка, как ты говоришь, то, полагаю, едва ли ей пристало критиковать то, что она может получить!
– Ах, скажите пожалуйста, какой обидчивый! Критикуют его! – издевалась надо мной Мот. – Да имеешь ли ты понятие, как много мужчин мечтают, причем совершенно безнадежно, когда-нибудь возлечь с благородной шахразадой? Или хотя бы когда-нибудь увидеть ее лицо открытым? А у тебя целых две шахразады, и обе они лежат с тобой, обнаженные и податливые, каждую ночь! И ты осмелишься отказать одной из них в маленькой прихоти?
– Ну… – сказал я, смирившись. – А что это за прихоть?
– Это способ повысить наслаждение женщине, у которой большое отверстие. Увеличивается не сам zab, а его тупой конец… Кажется, так вы это называете?
– На венецианском наречии это fava – большая головка. Думаю, на фарси это звучит как lubya.
– Очень хорошо. Теперь вот что. Я, конечно же, заметила, что ты необрезан, и это хорошо, поскольку обрезанный zab тут не подойдет. Все, что надо сделать, вот… Смотри. – И с этими словами Мот сжала своей рукой мой zab и оттянула крайнюю плоть как можно дальше, а затем начала теребить. – Видишь? От этого большая головка