причудливо выступало из волос, в противном случае его пах был бы совсем как у женщины.
– Bruto barabào![129] – проворчал дядя Маттео. – Как это делается, Джамшид?
Без всякого выражения, словно он читал медицинский текст, визирь сказал:
– Раба приводят в комнату, прокуренную дымом от листьев банджа, сажают в горячую ванну и дают выпить терьяк – все это делается, чтобы притупить боль. Хаким (то есть лекарь) во время операции берет длинную тесьму и туго обматывает ею пенис раба от самого кончика к основанию, захватывая также и мошонку с яичками, так что все органы становятся одним целым. Затем, используя очень острое лезвие, хаким отсекает все разом. Он сразу же прикладывает к ране, чтобы остановить кровь, истолченный в порошок изюм, грибы-дождевики и квасцы. Когда кровотечение прекращается, хаким вставляет внутрь чистое птичье перо, которое останется там в течение всей жизни раба, так как основная опасность этой операции заключается в том, что мочеточник может оказаться закрытым после извлечения пера. Если три-четыре дня спустя моча не станет проходить через перо, раб обязательно умрет. Как ни печально, это обычно происходит в трех случаях из пяти.
– Capon mal capona![130] – воскликнул отец. – Это звучит отвратительно. Вы и правда наблюдали эту процедуру?
– Да, – ответил Джамшид. – Я наблюдал с некоторым интересом, когда это проделывали со мной.
Я должен был понимать, как это связано с его постоянным меланхоличным внешним видом, и вполне мог бы промолчать. Но вместо этого выпалил:
– Но вы же не толстый, визирь, и у вас есть борода!
Джамшид не сделал мне замечания за мою наглость, а спокойно ответил:
– У тех, кого кастрировали в младенчестве, никогда не растет борода, а их тела становятся тучными и женственными, часто отрастают даже большие груди. Но если операция сделана уже после того, как раб вступил в пору половой зрелости, он остается мускулистым и мужественным, по крайней мере внешне. Я был взрослым мужчиной, имел жену и сына, когда на нашу деревню напали курдские работорговцы. Курды разыскивают только здоровых рабов для работы, и поэтому моих жену и малыша пощадили: их просто изнасиловали несколько раз, а затем убили.
Мы потрясенно молчали, испытывая неловкость, но Джамшид добавил почти небрежно:
– Ах, ну разве я могу жаловаться? Может, не случись этого, я по сей день так и сажал бы просо. Однако лишенный естественных мужских желаний – пахать землю и воспитывать потомство, – я свободен вместо этого воспитывать свой интеллект. Теперь я поднялся до поста визиря шахиншаха Персии, а это не так уж мало.
Легко выбросив из головы предмет нашего разговора, он сделал торговцу рабами знак подойти и выслушать наши требования. Торговец оставил своих помощников приглядывать за осмотром двоих рабов, которых уже выставили на продажу, и подошел к нам, улыбаясь и потирая руки.
Я был почти уверен, что отец купит мне миловидную девушку-рабыню,