ничего не ответил, взял с взбаламученной кровати дневной капот жены, набросил на плечи Бернарды и сухо приказал:
– Оденься. У нас – медик с визитом.
– Ради Бога, не надо, – сказала она.
– Не для тебя, хотя тебе тоже не помешало бы, – сказал супруг. – Он приехал к девочке.
– Девочка в нем не нуждается. Она или умрет, или не умрет. Другого не дано. – Но любопытство взяло верх, и Бернарда добавила: – А кто это?
– Абренунсио, – сказал маркиз.
Бернарда взъярилась. Лучше умереть на этом самом месте, голой и одинокой, чем вверить свою честь этому проходимцу-еврею. Он занимался врачеванием в доме ее родителей, и его оттуда выставили взашей, потому что он испытывал на больных свои методы лечения. Но маркиз стоял на своем.
– Даже если он тебе не по нутру, а мне – тем более, ты – ее мать. Твой святой долг позволить осмотр.
– Делайте что хотите, – сказала Бернарда. – Я умываю руки.
Вопреки всем ожиданиям Мария Анхела без всякого смущения позволила детально осмотреть свое тело и с таким любопытством наблюдала за манипуляциями медика, будто училась приводить в действие заводную игрушку.
– У нас, лекарей, руки что глаза, – сказал ей Абренунсио, а девочка впервые весело улыбнулась.
Все доказательства ее прекрасного физического состояния были налицо. Несмотря на то что душа у нее была не на месте, тело выглядело вполне здоровым и в гармонии с ее возрастом: кое-где уже золотился густой пушок, а спереди наливались два бутона грядущего цветения. У нее были прекрасные зубы, ясные глаза, безупречные ноги и ловкие руки, а каждая прядь волос предвещала долгую жизнь. Она охотно и разумно отвечала на расспросы медика, но тот, кто ее мало знал, никогда бы не догадался, что все ее ответы не отражают действительности. Она заметно напряглась лишь тогда, когда медик обнаружил небольшой шрам на щиколотке. Тут проявилась находчивость Абренунсио:
– Ты упала?
Девочка не моргнув глазом ответила:
– С качелей.
Медик стал что-то говорить себе под нос по-латыни. Голос маркиза привел его в чувство.
– Переведите мне это на нормальный язык.
– Не могу, – сказал Абренунсио. – Сам с собой я говорю на вульгарной латыни.
Мария Анхела, казалось, без всякого волнения переносила медицинский осмотр, но когда он приложил ухо к ее груди, то явственно услышал стук ее сердца и заметил, что тело покрыто легкой испариной с чуть ощутимым запахом лука. По окончании процедуры Абренунсио ласково похлопал ее по щеке.
– Ты не из боязливых, – сказал он.
Оставшись с маркизом наедине, медик заметил, что девочка знает о бешенстве той собаки.
Маркиз удивился:
– Она кое о чем вам сообщила, а о главном ничего не сказала?
– Об этом мне сказало ее сердце, – ответил медик. – Оно металось, как лягушка в банке.
Маркиз не преминул тут упомянуть о других частых выдумках дочери, и в его голосе слышалось не порицание, а плохо скрываемое чувство отцовской