брила мне голову. – Мы не пользуемся словами «мама», «папа», «мистер» и «миссис». Мы обращаемся друг к другу по именам. Я – Линда, а это Тереза. – Она указала на маму, которая спокойно сидела рядом. – Все понятно?
Я ничего не поняла, поэтому ничего не сказала.
– Это особая игра. Можете говорить что угодно. Любые слова. Если хотите, можете говорить «дерьмо» или «черт». Попробуйте. Произнесите эти слова.
Линда ждала.
Я тоже ждала.
– Попробуйте, – настаивала Линда, словно предлагая нам произнести детскую считалочку.
Я отрицательно покачала головой.
– Ты, наверное, очень злилась на маму за то, что она так надолго тебя оставила.
Я сжала руки на коленях, переплетя пальцы, чтобы скрыть свое смятение и подавленность.
– Мы все знаем, что ты злишься. – Линда свела брови, и над переносицей у нее появилась глубокая складка. – У нас не принято сдерживать гнев.
Я решила, что лучше промолчать – я совсем не понимала, о чем она говорит.
– Ну хорошо, установим очередь, – сдалась Линда и повернулась к маме. – Тереза, посмотри, что ты сделала с дочерью. Ты понимаешь, как сильно ты ее затрахала?
Мама отшатнулась, словно кто-то плеснул ей воды в лицо. Но тут же взяла себя в руки, губы ее скривились в улыбке. Я закусила губу и почувствовала вкус крови. Маленькие девочки не должны говорить такие слова. Когда я слышала их раньше, то сразу же зажимала рот ладонями. Я не могла вспомнить времени, когда не считала такие слова недопустимыми. А эта женщина, Линда, требовала, чтобы я говорила такое, за что дома меня заставили бы мыть рот с мылом.
Я молчала, и тогда заговорил другой ребенок:
– Прошлым вечером нам дали слишком мало чертова попкорна. Мне почти не досталось.
Эти слова словно разбудили всех. Другие дети тоже начали жаловаться, а потом обрушились друг на друга, припоминая старые проступки и разные ситуации. Они буквально кипели от ярости.
– Ах ты, дерьмовая голова! – кричал один ребенок.
– Я знаю, что это был ты!
– Ты украл мои деньги!
– В последний раз тебе говорю, не брал я твоих вонючих денег, идиот ты долбаный!
Дети принялись кричать и драться, чтобы быть услышанными. Несколько человек, как безумные, раскачивались на своих стульях. Один мальчик сжал руку в кулак и колотил ею по ладони, выкрикивая какие-то слова. Другой рычал, скаля мелкие молочные зубы.
Кто-то буквально визжал:
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Глаза этого ребенка, который сидел напротив, расширились, он впился в меня взглядом, лысая голова судорожно дергалась из стороны в сторону. Я не понимала, мальчик это или девочка.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Я съежилась на своем стуле.
Линда наклонилась вперед.
– Тихо! – рявкнула она, но шум не прекратился. – Я сказала, тихо!
Крики понемногу стали стихать.
Повернувшись ко мне, Линда сделала жест рукой в сторону матери.
– Селена,