когда отцу твоему, Эдварду, семь лет исполнилось.
– Совсем старенькая была?
– Да не то, чтобы старенькая, но и не молоденькая – пятьдесят два года было. Упала внезапно и…
– Кровь пошла из ушей?
– Э-э-э… сердечный приступ, – уткнулась в журнал Берта, – на старости лет замуж выскочила по большой любви… за Анастаса Гробовского, вот сердечко и не выдержало.
– А он кто?
– Местный юрист и большой человек в городе.
– Угу, понятно, – обреченно вздохнул Дроня. Ему уже порядком поднадоели эти деревенские родственники из далекого прошлого.
– А это кто? Тетка у окна? – безразлично ткнул пальцем в снимок.
– Которая? А, это дочь Агриппины, – Берта чуть склонила голову набок, внимательно разглядывая снимок, – гм… не очень привлекательная девочка, я бы даже сказала – страшненькая: глазки маловаты, носик длинноват, ушки большеваты, волосики жидковаты… а парень-то, брат ее, смотри сюда – просто красавец писанный: высокий, темноглазый, с густыми вихрами! Как говорится, сын – в отца, а дочь – в заезжего молодца! – Берта пьяно рассмеялась.
– А этот лысый? – спросил Дроня, – он кто?
– Лысый… лысый… черт! Это же Мирошка! Да-да! Тот самый родственник, не помню чей…
– Откуда ты их всех знаешь? – сложив губы куриной гузкой, скривил рот набок.
– Да прабабка твоя рассказала, чего уж тут…
– Угу, понятно. А Морошка чего в лопухах ищет? Прабабка не говорила?
– Ты чего такой дотошный?! Не видишь, что ли?! Работает человек, грядки пропалывает.
– А чего он в лопухах грядки оборудовал?
– Ну, ты и подозрительный тип, – улыбнулась Берта. – Это не лопух, да будет тебе известно! Это райское дерево. Из его семян делают касторовое масло, которым твоя мамочка выводит веснушка с курносого носа.
– Эй, ба! – вдруг воскликнул Дроня. – Смотри, какие печальные пацаны на крыльце… и одеты в картошкины мешки… я бы тоже взгрустнул, если бы меня в такую одёжку нарядили…
– Где? – уточнила бабуля. – Угу, написано, вроде, по-французски… l'expérience clinique… как это по-нашему… ага! Медицинский эксперимент. Не понимаю, зачем она здесь?! – Берта удивленно посмотрела на внука, пытаясь сфокусироваться на его переносице, Дроня с интересом наблюдал, как мыслительный процесс выгонят хмель из ее глаз.
– Да ладно! Не может быть! – наконец махнула она рукой, – я же сама только что выдумала эту жуть для пущего колориту.
– Ты о чем, ба? – тихо спросил Дроня, разглядывая фотографию подростков в мешках.
– Вот что, дружок, – Берта быстро захлопнула журнал перед его носом, ее пухлый рот с размазанной красной помадой расплылся в фальшивой улыбке. – Поздно уже! Пора спать. Засиделись мы. Пойдем, провожу тебя до комнаты.
Она встала с дивана. Отпихнув ногой упавший плед, ухватила внука за руку.
– Но ты не ответила на вопросы! – закапризничал Дроня, выпятив нижнюю челюсть. – А как же проклятие Мякишей?! Ты же обещала!
– А