распрямился и охнул. На вершине сопки лежит солнце, а по склонам радуги горят. Из-за каждой радуги ещё по одному солнцу выглядывает. Раз, два, три. Целых три солнца. Каждое светит, от каждого лучи во все стороны идут, возле каждого, словно комары, блёстки играют. Хорошо, если бы от каждого солнца ещё и тепло шло. А то ведь минуту постоял – до костей пробрало. И жалко с радугами расставаться, но нужно идти.
Шагнул я за деревья, левая радуга сразу же исчезла, а та, что с правой стороны, – прыг и зависла в каких-то двадцати шагах от меня. Правда, немного укоротилась и солнышко куда-то спрятала, но все краски на месте. Я даже проверил. Стою и бормочу:
– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.
Это у нас в школе такая считалка была, чтобы не забыть, какой цвет за каким в радуге следует. «Каждый» – значит красный, «охотник» – оранжевый, «желает» – жёлтый и так далее. Нырнул я за толстую лиственницу. Радуга двинулась за мной и остановилась рядом. Правда, бледная-бледная, всего в одну блёстку толщиной. Но если хорошо присмотреться – здесь она! Протянул руку и… коснулся!
Отправился дальше. Глаза от удовольствия щурю: если бы не лыжи, затанцевал бы. Никогда не думал, что смогу дотянуться до радуги. Да не какой-нибудь, а таёжной, морозной, ещё и с солнышком в утайке. Расскажу – не поверят. И пусть не верят. Я-то знаю, как оно было на самом деле…
Иду, по кустам и кочкам моя тень скачет. То на сопки запрыгнет, то вдоль распадка растянется, а то возьмёт и разломится надвое. Одна половина на ближней террасе, а вторая аж за увалом мельтешит.
Прыгала-прыгала моя тень да и стукнулась о тальниковый куст, а оттуда заяц как сиганёт! Здоровый! Прижал уши и наутёк.
А ведь до него был чуть ли не целый километр. Ни палкой не докинуть, ни из ружья не достать. Перетерпел бы, потом перед знакомыми зайцами хвастался бы: меня, мол, охотничья тень стукнула изо всех сил, а я даже усами не повёл.
Все зайцы от зависти, наверное, умерли бы.
Февраль
Росомаха
В феврале к жестоким морозам прибавляются многодневные метели.
Предчувствуя непогоду, птицы и звери готовятся к встрече с ней очень серьёзно. Куропатки торопятся набить зоб ивовыми почками, глухари – лиственничными побегами, соболи и горностаи выходят на охоту даже днём, олени с лосями спускаются в закрытые от ветра распадки и лощины. Даже рыба за десять – двенадцать часов до начала метели клюёт лучше обычного.
Словно собираясь вот-вот потухнуть, мерцают красноватые звёзды, а к утру белёсое небо покрывается тёмными облаками. Спустившись к самым сопкам, облака какое-то время стоят на месте и вдруг начинают бежать против ветра.
Не слышно птичьего гомона, не промелькнёт в кронах лиственниц быстрая белка, не отзовётся с русла замёрзшего ручейка сторожкий куропач. Всё затаилось…
Один только зверь не прячется перед непогодой. Наклонив голову и чуть сгорбив спину, он неторопливо бежит по тайге в поисках добычи. Днём и ночью деятелен он, вечно голоден, обуреваем единственным