в Красноярске Любочке покупали нарядные платья и башмаки, цветные карандаши и календарики, но радость от подарков и обновок была омрачена ожиданием обратной дороги. С Красноярском ассоциировались горький комок в горле, полная неспособность есть – даже мороженое, головокружение и нехватка свежего воздуха. То ли дело Иркутск! В трамваях Любочку, как выяснилось, не укачивает вовсе.
И теперь, шагая по широким красноярским улицам под руку с Гербером, Любочка не замечала этого города, оставалась слепа и глуха к нему, и ей радостно было, что совсем скоро, через какую-нибудь неделю, она уедет отсюда навсегда, во взрослую жизнь, и сможет никогда не возвращаться.
Гербер и Любочка в сопровождении Петра Василича приехали за покупками к свадьбе. Блестящее мини-платье из серебряной парчи было уже пошито и висело дома, укутанное в целлофан, уже лежали в коробке под кроватью светлые туфли с большой серебряной пряжкой, а невесомая фата, похожая на дымку, уже была расшита Галиной Алексеевной лично. Гербер решил на новый костюм не тратиться – дорого, а ботинки и галстук с искрой все же приобрел. Оставались сущие пустяки – еда, водка, немного посуды на приданое и так, по мелочи. Вот и приехали по магазинам побегать.
Роль невесты чрезвычайно нравилась Любочке. Она повисала у Гербера на локте и выпрашивала то коробку шоколада, то бестолковую фарфоровую статуэтку, то салфеточку, вышитую гладью. Просила, и ластилась, и делала умильное выражение лица, и начинала хлопать в ладоши, когда получала что хотела, и надувала губки, если слышала робкое «нет», но разве ей можно было сказать «нет» всерьез? Невозможно, абсолютно невозможно! Какой очаровательный, ангельский ребенок эта несносная Любочка! Ей ни в чем нельзя отказать, для нее хочется достать с верхней полки целое небо и опустить на землю, к этим великолепным стройным ногам, пусть будет попрано остренькими каблучками даже само небо – так чувствовал Гербер после двух с половиною месяцев знакомства, так чувствовал Петр Василич с самой своей женитьбы на Галине Алексеевне, а Галина Алексеевна думала: «Будь проклят этот Гербер! Он недостоин! Даже мизинца Любочкиного недостоин!» (Гербер неожиданно очень понравился Петру Василичу – с первого взгляда понравился, с первого слова, и Петр Василич тут же неосмотрительно принял сторону молодых, а Галине Алексеевне велел отправляться к чертовой бабушке со всеми ее квартирами, кинозвездами и московскими прописками. «Чего, мать, хорохоришься? Сама, я чай, тоже не больно городская. Тоже мне, интеллигенция выискалась! Королевишна леспромхозова! Везде люди живут!» – сказал как отрезал.)
Галина Алексеевна поплакала, но решила бороться до последнего. Любку чуть не на привязи держала, каждый шажок отслеживала, отговаривала, умоляла разве что не на коленях. Да куда там! Оперилась райская птица, вылетела из гнезда и ни за что не хотела возвращаться обратно. И немудрено: Любочка была обычная земная девушка. Сильнее, чем славы, хотелось ей надежного мужского плеча; хотелось жарко целоваться от заката до рассвета,