того, чему он учил.[13]
Что касается мифов, Платон заявляет в «Горгие» и «Федоне», что мифы суть сосуды-носители великих истин, весьма достойных, чтобы их искали. Но комментаторы так мало были en rapport[14] с великим философом, что были вынуждены сознаться, что они не знают, «где кончается доктрина и начинается миф». Платон обратил в бегство популярные суеверия по отношению к магии и демонам и преувеличенные теории того времени развил в разумные теории и метафизические концепции. Может быть, они не вполне соответствовали бы индуктивному методу рассуждения, установленному Аристотелем; тем не менее они в высшей степени удовлетворяют тех, кто постигает существование высшей способностью внутреннего зрения, интуицией, дающей критерий при утверждении истины.
Базируя все свои доктрины на присутствии Верховного Разума, Платон учил, что ноус, дух; или разумная душа человека, будучи «порожденной божественным Отцом», обладает естеством родственным или даже однородным с божеством и способна лицезреть вечные реальности. Эта способность созерцать действительность прямо и непосредственно принадлежит только Богу; устремление к этому знанию составляет то, что действительно подразумевается под словом философия – любовь к мудрости. Любовь к истине есть прирожденная любовь к добру; и доминируя над всеми другими желаниями души, очищая ее и приобщая ее к божественному и направляя каждое действие индивидуума, она поднимает человека до участия и общения с божественным и восстанавливает в нем подобие Божие.
«Этот полет, – говорит Платон в „Теэтете“, – состоит из становления подобным Богу, и усвоение этого выражается в том что человек становится справедливым и святым мудростью».
Основою этого усвоения всегда утверждается предсуществование духа или ноус. В аллегории колесницы и крылатых коней, данной в «Федре», он изображает психическую природу, как сложную и двойственную; тумос или эпитумическая часть, образованная из субстанций феноменального мира, и Θυμοειδές, тумоидес, сущность которого связана с миром вечным. Нынешняя земная жизнь есть падение и наказание. Душа обитает «в гробу, который мы называем телом», и в ее воплощенном состоянии до прохождения дисциплины образования поэтический или духовный элемент находится в «спящем состоянии». Жизнь таким образом скорее является сном, чем действительностью. Подобно пленникам в подземной пещере, описанным в «Республике», наши спины повернуты к свету, и мы воспринимаем только тени предметов и думаем, что это реальности. Не есть ли это идея Майи или иллюзии чувств в физической жизни, которая является характерной чертой в буддийской философии? Но эти тени, если мы не абсолютно отдалились во власть чувственной натуре, пробуждают в нас смутные воспоминания о том высшем мире, в котором мы когда-то обитали.
«Заключенный дух имеет некоторые неясные и затемненные воспоминания о своем