яму он уложил, сломав пополам, принятый от отца Офонасия медвежий коготь. Коготь Глеб закопал, захоронил, притоптал, а сверху насыпали угли и пепел. Крестьяне напряжённо молчали. Отец Офонасий, завершая весь этот странный обряд, прочитал охранительную молитву от нечистой силы.
Крестьяне не расходились. "Как же, святой отец, можно ли спать нам теперь спокойно?" – "Утро вечера мудренее", – отвечал отец Офонасий. "А вот в вечер-то оборотень рыкнет, как запоём утром? Чем мы умнее дедов наших? А они косматого за хозяина почитали", – выразил, наверное, не только своё мнение мужик Силантий, тощий, с впалой грудью и язвительным, едким взглядом. Отец Офонасий с интересом посмотрел на него: "А не ты ли, мил человек, будешь сродный брат Егора Кривого из Калиновки?" – "Дык, я, – неохотно ответил Силантий. – Чего?" Отец Офонасий принюхался в сторону Силантия. Это ещё больше не понравилось Силантию. "Чего вынюхиваешь?" – "Признавайся, кожи сегодня мял?" Силантий немного растерялся. "Ну, мял". – "Как ему не мять, – вступился мужик Никанор, отец Баженки, – когда он скорняк известный". – "Вот-вот, руки и пахнут на всю округу кожами, – посмеялся отец Офонасий. – Мни кожи, Силантий, а не молоти языком попусту. У вашего Егорки глаз шибко зоркий, одна беда, глядит не туда". Вокруг рассмеялись. Крестьяне не хотели расходиться, но отец Офонасий задал им вопрос, смутивший мужиков и баб. "Детей крестить у медведя будете? А покойников ему на съедение отдавать?"
Перед сумерками Глеб и отец Офонасий вывели в скотий загон приведённую отцом Офонасием козу. Кстати, её звали Белка. Сами же отец Офонасий и Глеб вышли вперёд к лесу и стали ждать, не таясь. Осмелится ли теперь оборотень появиться в Почайке? "Боишься?" – спросил отец Офонасий Глеба. "Боюсь, отче". – "И я боюсь".
Оборотень вызов принял. Только сумерки стали опускаться на Почайку, на опушке леса, словно из-под земли, появился маленький человек в серой одежонке. Он быстро заходил, опустив к земле голову, влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо. Суетливый, но тревожащий до дрожи вид его сразу напомнил прошлый случай. У отца Офонасия закололо под левой лопаткой, а тело затрясло от озноба. Священник посмотрел на Глеба. Глеб побледнел и оцепенел. Маленький же человек, не сбиваясь, продолжал своё дело. Вот он замер на месте, обратившись плоским, неестественно бледным лицом к загону, повёл носом, улавливая нужные ему запахи и вновь, как и в прошлый раз, навострился, выпрямился, сорвался с места и быстро-быстро замельчил, замельчил ногами в сторону козы в загоне, всё ниже и ниже пригибаясь к земле. В этот раз он начал ещё не громко, однако сильнее и сильнее, издавать рык. Как ни напуган был отец Офонасий, а страх рос вместе с приближением маленького человека, он в лихорадке восприятия всё-таки отметил, что оборотень по ходу забирает немного вправо от пепелища с захороненных когтем, метя в густой бурьян. Отец Офонасий опять посмотрел на Глеба. Его состояние не изменилось, те же бледность и оцепенение, лишь глаза необычно расширились. А маленький человек уже нырнул