принял. Тайны никакой я не раскрою.
Роман знал чуть больше, но предпочёл смолчать. И поймал себя на мысли, что всё глубже проникается уважением к Ивану.
– Нас просили говорить, что мы участвовали в «устранении последствий». Но мы были там, когда это только начиналось. Знаешь, командир, почему я не люблю «алебастрового коня»? Почему обхожу реаниматор, знаешь? Дядя Гева почти всех называл пацанами, он был самым старшим среди медиков, да и среди всей экспедиции… – Иван подобрал слова. – Когда дядя Гева уже знал, что обречён, он каждого из нас троих по очереди положил на реаниматор. Он нашёл способ помочь нам. Не себе, хоть и были у него все шансы. Он умирал, когда делал это. Жутко, командир. Ему было больно каждую секунду, другие даже на месте стоять не могли, а он… Дядя Гева спасал пацанов. И каждому, как мантру: «человека определяют поступки». От боли в голове у него ничего, наверное, и не осталось. Только эта фраза…
– Сколько ты был в карантине?
– После смерти ребят – ещё год.
Только сейчас Роман вдруг понял, насколько парень не прост. За внешностью чуток нелепого «высушенного олимпийского мишки» скромно ютился человек несгибаемой воли. Подспудно подумалось о высказанных Иваном словах, что он ни за что не бросит тут Вику.
И порыв этот не выглядел напыщенным и дутым, ничуть. Хотя бы потому, что Иван ограничился одной-единственной фразой и вложил в неё всего себя. Роман уважал такой подход. Так в своё время поступил дед Азамата Нурбагандова, того самого командира Дикого батальона, останки которого юный тогда ещё Иван разыскивал вместе с «Вымпелом» под Варшавой. Глядя в лицо собственной смерти, лейтенант полиции Магомед Нурбагандов в далёком две тысячи шестнадцатом коротко сказал: «Работайте, братья!»
Весь оставшийся путь они слушали молчание друг друга. И каждый молчал о своём. Или своей…
Снова ржавой накипью пенилась необъяснимая злоба. Но теперь Роман не допускал, чтобы вмешался Ординатор, душил сам. И никак не мог понять её природу. Только когда Иван сообщил, что до цели осталось всего полкилометра, вдруг осознал: всему виной она. Призрачная надежда.
Поразительно, но теперь Роман просто-напросто боялся найти незадействованный челнок, или модули, из которых тот можно было бы вызвать. Ведь это означало, что он будет обязан вернуться вместе с остальными. Туда, на Землю. В пустой Барнаул.
Без неё.
Лес светлел, и вскоре на песке показались длинные вертикальные полосы, проникавшие яркими пиками в извечную тень. Прогалина даже с такого расстояния была зримо меньше остальных.
А ещё она тоже плавно зарастала. Впервые космопроходцы увидели, как выглядят едва проклюнувшиеся деревья Ясной – они очень походили на тех самых червей-дождевиков, что зачем-то таскали приправленную аммиаком океанскую воду под кроны. Тонкий, изгибающийся ствол будто бы поддерживали стоящие рядом, более «взрослые» деревья, оплетая их лианами, а сверху, где должна быть крона, виднелся сине-зелёный бутон.
Но на деревья космопроходцы смотрели недолго. Стоило