пока Елена споласкивала чашки и турку, Эди набрал домашний телефон Моисеенко. Дождавшись, когда на том конце подняли трубку, он подчеркнуто вежливо промолвил:
– Здравствуйте, мне бы с Андреем Ефимовичем поговорить.
Уже знакомый ему по прежним звонкам женский голос, никак не отреагировав на его приветствие, пояснил:
– Его сейчас нет.
– Вы не могли бы номер для него записать? – быстро проговорил Эди, помнивший, что обладательница этого голоса может оборвать еще не начавшийся диалог.
– А чего на работу не звоните? – недовольно пробурчала та, но прерывать связь не стала.
Эди, убедившись в этом, назвал себя и номер телефона.
– Записала, передам, – сказала женщина и тут же послышались гудки.
«Она, надо полагать, не имеет отношения к тайной жизни Моисеенко, иначе вела бы себя по-другому», – мысленно заключил Эди, возвращая трубку на аппарат.
– Как здорово, что его не оказалось дома, – не сдержала своей радости Елена.
– Она сообщит ему о звонке, и он даст о себе знать, – заметил Эди.
– Выходит, мне скоро домой, – с грустью в голосе промолвила Елена.
– Да, вы же понимаете, что мне предстоят встречи, но завтра обязательно увидимся, – пояснил Эди.
– И вы мне скажете, когда в Минск, – наконец-то улыбнулась она.
– Конечно, но сейчас предлагаю спуститься в ресторан и пообедать.
– По мне лучше бы в какую-нибудь столовую, там дешевле, – заметила Елена, бросив на Эди вопросительный взгляд.
– Александр не простит мне, если позволю вам питаться в забегаловках, – пошутил он, поднимаясь с кресла.
– Тогда, чур, я плачу, – в том же духе выпалила Елена, после чего быстро встала навстречу Эди и, прильнув к нему, прошептала: – Простите меня, я вела себя глупо, больше не буду и запомню этот ваш урок большого терпения.
– Я очень рад, что вы все поняли, – улыбнулся Эди, – но что касается «чур» и «плачу», так тоже не годится, – продолжил он и, придерживая ее за локоть, повел к выходу.
После обеда они прогулялись до площади Маяковского, а затем, договорившись созвониться к полуночи, расстались: Елена уехала в Кунцево, а Эди вернулся в гостиницу и прилег на диване, предварительно включив телевизор, который быстро ожил и стал устами своих бессменных на тот период времени исторических героев вещать о том, как бьется пульс жизни великой страны. Но скоро задремал под витиеватую речь главного прораба перестройки Яковлева о многообещающих перспективах развития советского общества, прочно ставшего на рельсы нового мышления…
Однако еще некоторое время Эди сквозь все более и более обволакивающую его дремоту продолжал слышать призывы оратора к телезрителям активнее участвовать в обновлении страны, и счастье настигнет каждого и всех вместе взятых. При этом где-то в глубине какого-то еще недремлющего мозгового центра Эди усиленно пульсировала мысль, что Яковлев не оригинален в этом стремлении, вроде в истории человечества уже был такой утопист, желавший