вывезли и оно до сих пор лежит где-то, откуда его можно достать. И кто-то, кто не догадывается об этом, а точно знает, прочтя статьи Спасателя, решил, что это журналистское расследование пора прикрыть.
– Красиво получилось, правда? – с непонятной интонацией сказал Шмяк. Далеко запрокинув голову, он слил в разинутый рот остатки коньяка, крякнул, вздохнул и сунул опустевшую фляжку в карман халата. – Остается только снарядить экспедицию и откопать эту кучу золотых слитков. Думаю, вам с матерью пара миллиончиков в твердой валюте вряд ли помешала бы. А?
– Бэ, – невежливо огрызнулся Женька. Шмяк угадал его мысли, и это было неприятно, потому что мысли были глупые, детские – не мысли, собственно, а пустопорожние мечты о несбыточном. Это все равно что мечтать найти бесхозный чемодан с деньгами или волшебную палочку – мечтай сколько влезет, а что толку? Сам ведь знаешь, что ни бесхозных денег, ни тем более волшебных палочек в природе не существует. – Мало ли что мне не помешало бы! Мало ли где сколько золота лежит! Вон, в любом банке этих миллиончиков полным-полно, а мне-то с них какой навар? Это золото, если и есть, то, как говорится, не про нашу честь. Не с моим везением клады искать. Особенно те, которые какой-то журналист из головы выдумал.
– Ну вот, – с преувеличенным огорчением сказал Шмяк. На его блеклых губах, которые бледным пятном выделялись на побагровевшей от выпивки, заросшей колючей седой щетиной физиономии, играла странная улыбка – не насмешливая и не мрачная, но и не сказать, чтобы добрая. – Ты, Иваныч, как-то определись. А то тебя не поймешь: то у тебя Спасатель – борец за правду, то – выдумщик, мистификатор… Или, говоря по-русски, враль, каких мало.
– А откуда мне знать? – резонно возразил Женька. – А главное, зачем? Где я, а где золото партии…
Оттолкнувшись от подлокотников кресла, в котором сидел, он встал и начал прибирать со стола грязную посуду. Снаружи сквозь пелену начинающейся метели донесся гудок автомобиля, просившего, чтобы его впустили на территорию. Женька покосился на часы. Пересменка была утром; фургон, подвозивший продукты, уехал полтора часа назад, а мусоровоз всегда приезжал вечером, примерно в половине восьмого. Вероятнее всего, за воротами стояла легковая машина, доставившая в пансионат очередного богатенького страдальца, решившего, что ему пора избавиться от вредных привычек и подлечить нервы.
– Не скажи, – подходя к окну и осторожно, как какой-нибудь шпион, выглядывая из-за занавески, возразил Шмяк. – А вдруг он прав? А вдруг это золото ближе, чем ты думаешь? Знаешь, был когда-то такой министр внутренних дел – не России, а еще СССР – Борис Карлович Пуго…
Он почему-то замолчал. Когда пауза затянулась, Женька оторвал взгляд от составляемых на поднос грязных тарелок и посмотрел на него.
Шмяк стоял, комкая в кулаке занавеску и вряд ли это замечая, весь подавшись вперед, словно хотел выпрыгнуть в окошко прямо сквозь тройное закаленное стекло. Его широкая физиономия, еще минуту назад пылавшая, как запрещающий