бывшей курильщицы он уловил жадность к мельчайшим подробностям.
– Сделай одолжение, поставь чайник, Мо.
По крайней мере, он мог её помучить ещё пару минут. Торопясь обратно, Морин ошпарила ладонь. Они устроились бок о бок за прилавком, на высоких деревянных табуретах, приобретённых Говардом на случай торгового затишья, и Морин приложила к ожогу лёд, который наскребла вокруг маслин. Беседуя, они перебирали стандартные для такого случая темы: вдова («тяжко ей придётся, она ведь жила ради Барри»), дети («четверых поднять, без отца»), относительная молодость покойного («он же не старше Майлза, да?»), но в конце концов достигли истинной точки отсчёта, рядом с которой всё остальное выглядело не более чем сотрясанием воздуха.
– И что теперь будет? – допытывалась Морин.
– Н-да, – протянул Говард. – В самом деле. Тут такая закавыка. У нас образовалась случайная вакансия, Мо, и теперь многое поставлено на карту.
– У нас… что? – переспросила Мо, боясь упустить главное.
– Случайная вакансия, – повторил Говард. – Так называется положение, при котором в местном самоуправлении образуется вакантное место вследствие смерти советника. Это юридический термин, – назидательно добавил он.
Говард был председателем местного совета, Первым гражданином Пэгфорда. К этому званию прилагалась официальная регалия: позолоченная, украшенная эмалью цепь, хранившаяся теперь у него дома, в маленьком сейфе, который они с Ширли замаскировали на дне встроенного шкафа. Если бы население Пэгфордского прихода достигло восьмидесяти тысяч, Говард получил бы право именоваться мэром, но по большому счёту статус его таким и был. Ширли недвусмысленно об этом заявила на домашней странице сайта местного совета, где под фотографией цветущего, сияющего Говарда, надевшего цепь Первого гражданина, было сказано, что он готов откликнуться на приглашения участвовать в общественных и деловых мероприятиях. Кстати, совсем недавно его как раз пригласили в местную начальную школу для вручения грамот отличившимся велосипедистам.
Отпив чаю, Говард улыбнулся, чтобы подсластить пилюлю, а потом сказал:
– Не будем забывать, Мо: человечишко был мерзопакостный. Просто мерзопакостный.
– Да знаю я, – сказала она. – Знаю.
– Если бы он не умер, пришлось бы с ним разбираться. Спроси у Ширли. От него можно было ждать любой подлянки.
– Я знаю.
– Ладно, посмотрим ещё что да как. Поживём – увидим. Как верёвочке ни виться… Заметь, я не жаждал такой победы, – добавил он с глубоким вздохом, – но для Пэгфорда, для общества… оно и неплохо… – Говард посмотрел на часы. – Почти половина, Мо.
Они всегда открывались минута в минуту и никогда не позволяли себе закрыться раньше времени, свято, как в храме, соблюдая все ритуалы и предписания.
Морин шатко заковыляла к окну. Штора судорожно дёргалась кверху, малыми приращениями открывая главную площадь, живописную и ухоженную благодаря – в значительной степени – совместным усилиям тех собственников, чья недвижимость выходила