своё имя… Только после того, как Баринкович его произнёс, я его и вспомнил. Неужели пребывание на Эдеме так сказалось на мне?.. Или, быть может, я просто более не вижу надобности в именах?.. Чувствую, что должен что-то добавить к его имени при обращении, но как ни пытаюсь вспомнить, не удаётся выцепить в своих закромах ни его должность, ни хоть что-то, что выдавало бы во мне воспитанного и интеллигентного человека.
– Баринкович… Вижу, вы продолжаете считать? – в его глазах те же мысли, что и у меня. Безусловно, он не помнит моего статуса в нашем обществе…
– Уважаемый… Шальц, как вы и сами можете видеть – да, продолжаю. И, предвидя ваши следующие колкие вопросы – нет, не сбился, как в прошлый, стыд-то какой, раз. Мне всё ещё жаль за своё поведение, но нет, я в силах себя контролировать, – Баринкович слишком учтив, слишком… боязно смотрит на меня. – Вы, смею заметить, с нашей прошлой встречи как-то иначе выглядите…
– И как же я выгляжу? – странно слышать такие слова от человека, сменившего свой постоянно белый гардероб на замазанный комбинезон.
– Человечнее, что ли… Вот вы мне говорите спуститься за вами на Эдем, словно уж робот какой безэмоциональный или же гуру просвещённый, да даже, наверное, нечто безликое и всеобъемлющее, и нате вам, совсем другое лицо, черты, да даже жесты! – всё это время он продолжает нажимать на кнопку своего устройства, совсем того не замечая.
– Значит, вы спустились сюда по моей прихоти?
– А по чьей ещё? Неужто забыли, Шальц?
– Честно говоря, Баринкович, совсем уж не помню своей просьбы… – и да, я и вправду не помню этого, и всё же ради интереса можно и узнать одну бесполезную и, безусловно, не точную вещь. – Лучше скажите, Баринкович, сколько по вашим внутренним «часам» прошло с той просьбы?
– Всего-то пол часа! Вот потому я и удивлён столь разным чертам вашим.
Да, это его мерило не имеет смысла, как и сам мой вопрос, и, пожалуй, я делаю это лишь для того, чтобы как-то приободрить его бесполезную трату сил. С моей памятью что-то не то, и я это знаю, но вместе с тем кажется, что всё нормально. Тогда откуда эта просьба, если я не помню такого? Со мной ли он говорил?..
В моих руках есть что–то, чего пока осознать мне не удаётся, но я знаю – нужно возвращаться. Не знаю зачем, но чувствую эту необходимость столь ясно, как вижу Баринковича.
– Ладно, чего стоять-то? Пойдёмте в кабину, доставим вас «домой», – он развернулся и шагнул в темень корабля, я следую за ним.
Устроившись в кабине, Баринкович тянет на себя штурвал, и шаттл устремляется в небо, прижав нас к жёсткой обивке потрёпанных кресел. Нос нашего корабля застилается алым пламенем, растекающимся по всей его обшивке, выкидывая искры во все стороны. Они превращаются в маленькие гранулы, резво скачущие по горячему металлическому покрытию нашего транспорта, часть из них проходит насквозь, пронизывая наши тела. Так не должно быть, но так есть. Бесполезно искать связи и логику в