Мои друзья не пойдут за меня в огонь и в воду, не предадут свои семьи, не разорятся ради меня, не отрежут себе руку. Но всегда подставят плечо. Они – мои психологи, кредиторы и советчики. Они знают всю мою жизнь, все мои беды, грехи, радости и успехи. Они вплетены в канву моей жизни. Они любят и жалеют меня. Сами они в меньшей степени дают повод жалеть себя по двум причинам. Во-первых, все они мудрей меня по жизни и умеют воспринимать ее более философски, чем удается мне. Во-вторых, никто из них не одинок. Все они – пары. И все удачные. Одна из них – это Вера и Сергей.
С Верочкой Голубевой мы познакомились на первом курсе на картошке, куда отправляли на целый месяц весь набранный поток студентов. Я, родившись в ближайшем пригороде Питера, тогда Ленинграда, всю жизнь просидевшая за уроками и любимыми книжками, мало знакомая с подростковой тусовочной жизнью, чувствовала себя жуткой провинциалкой в окружении «продвинутых», не закомплексованных ровесников. Кровать Верочки была как раз напротив моей, когда мы жили в бараке на картошке. Увидев ее в первый раз, я была совершенно очарована. Невысокая, изящная, очень красивая, женственная и, главное, совершенно необычная девочка. Единственная дочь очень высокопоставленного родителя, которую привозили в совхоз на машине, всегда изумительно одетая, из поездок домой привозившая множество предметов, улучшающих комфорт нашей барачной жизни. При этом у нее не было ни тени явного высокомерия: дружелюбная ко всем без исключения, или, по крайней мере, сдержанная – она очаровала меня. Я смотрела на эту представительницу советской «золотой молодежи» как на отсвет какого-то другого мира, который был настолько далек, что даже не манил…
Она жила в районе города, который был ближе всего к этому пригородному совхозу, поэтому на выходные она отправлялась домой и несколько раз приглашала меня помыться и переночевать.
Я впервые увидела финскую мебель и сантехнику, японскую посуду в ежедневном обиходе. Поразилась, как, оказывается, все это удобно, продуманно, как облегчается повседневность. Причем было видно, что никакого фетиша из этого не делается. Просто родители имели к этому доступ, могли себе это позволить и получали от этого удовольствие. Ложась спать, она подошла ко мне в шелковой умопомрачительной ночной рубашке с двумя флаконами духов с вопросом: «Чем душиться будем на ночь?»
Французские духи я даже никогда не видела. А то, что на ночь можно тратить духи, да еще французские, было выше моего понимания.
Мы были в разных группах и на разных потоках, поэтому совсем не общались в институте и, встречаясь в коридорах, просто здоровались.
Мне всегда было приятно смотреть на нее. Она очень красиво и необычно одевалась и всегда выделялась в любой толпе. Высокая кичка, накрученная из темных блестящих волос прямо на макушке, глаза такого же цвета, всегда широко раскрытые, как будто в удивлении.
Все ее платьица, юбочки и кофточки были настолько милы и привлекательны, настолько ей шли и выделялись из общего фона, что сразу притягивали взгляд. Я до сих пор