три года старше, то необходима такая прическа, которая добавит Машке лет.
В выходной девочка тянула Наталью в кино или парк. Не смотря на несговорчивость и постоянную ругань, иногда удавалось тетушку поднять. Наташа сначала требовала извинений за причиненные ей моральные обиды, потом клятвы в том, что племянница больше никогда не будет лезть в ее вещи, грубить и обзываться. Последним штрихом к перемирию служило обещание – во всем слушаться взрослых. Машка с готовность в очередной раз горячо заверяла Наталью в обязательном и безоговорочном послушании. Начинались сборы «в люди». По возвращении все шло по накатанной дороге.
Тем не менее, именно во время проживания Марии в доме у бабушки и дедушки произошли события, которые сохранились в ее памяти ярким незабываемым пятном.
Обычно Машка просыпалась в своей, отдельной комнате от тихих, крадущихся шагов бабушки. Она заглядывала к внучке, чтобы убедиться, не случилось ли с той чего непредвиденного за ночь. Удостоверившись в благополучии ситуации, шаркала к себе. Девочка открывала глаза, превращаясь в слух, ловила первые признаки пробуждающейся в доме, жизни. Раздавались размеренные покашливания деда. Он словно соседский петух, сначала пробовал голос, потом горланил во все горло. Дед кряхтя, натягивал на себя телогрейку, совал ноги в безразмерные калоши и, привычно грохнув увесистым крюком на двери, отправлялся за дровами.
Бабушка ставила электрический чайник, а потом пропадала в сенях. Возвращалась она с кастрюльками или мисочками, обязательно накрытыми тарелками. В них на ночь в сени выносились остатки ужина, масло, кусок докторской колбасы. Пока дедушка разжигал русскую печку, бабушка на обычной плитке разогревала завтрак, накрывала стол. Как только из кухни доносились приятные уху звуки раскочегаренной печки, нос улавливал готовый к употреблению завтрак, Машку выносило из-под одеяла.
Как правило, печку топили один раз в день и только в особенно сильные холода, протапливали дважды. Один раз утром, другой раз вечером. Девочка умом понимала, что только затопленная печь еще не в состоянии нагреть дом и все же жаркий огонь в печи выманивал из кровати. Раз есть огонь, значит, есть жизнь. Она быстро умывалась и садилась завтракать с дедом. Только за одним столом с дедушкой, получала истинное наслаждение и от самой еды, и от процесса поглощения пищи.
Дед ел размеренно, неспешно, хорошо прожевывая каждый кусок. Глядя на него, внучка тоже старалась, ела степенно, не торопясь. Они наливали горячий чай в блюдца, швыркая пили вприкуску с кусочками наколотого сахара. У Ивана Петровича краснело лицо и на лбу выступали капельки пота. Он промокал пот полотенцем, Машка, как обезьяна повторяла за ним, хотя никакого пота на лице у нее не было. Зоя Федоровна, отвернувшись, улыбалась этой утренней идиллии.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив