нам. Я жила с нашей дочкой Машей и внуком Петей в Мадриде, Толя с молодой женой Юлей и сыном Димой в Москве. В последнее лето его жизни мы позвонили Толе. Вначале поговорила я, потом Маша, в конце дали «слово» совсем маленькому Петьке, он лепетал деду что-то нечленораздельное. Толька радостно закричал в трубку: «Ребята, на мой день рождения со бираю всех моих девчонок и Димку!»
Через полгода, первого января, ему исполнилось бы семьдесят. Но восьмого августа позвонила Юля и рыдая сказала, что Толя трагически погиб на даче, срубая дерево. Это был шок. Так нелепо умереть в расцвете сил…
В Москву на похороны полетела Маня. Там эту худенькую, убитую горем девушку в черном костюме остановили на паспортном контроле – в документах не хватало какой-то бумажки. Она кричала, задыхаясь от слез: «Это мой папа! Это мой папа!» И ее, слава богу, пропустили.
Однако начну свою историю с самого начала. Папа мой, Педро Матео Мерино, был командиром 35-й интердивизии в Испании, учился в Москве в Академии Фрунзе. А мама там работала. Когда началась война, академию эвакуировали в Ташкент, в этом городе я и появилась на свет в 1943 году. Ни кроватки, ни коляски было не достать, поэтому родители выдвинули ящик письменного стола и положили туда недоношенную малютку как в люльку.
После войны нам дали жилье на Ленинском проспекте в Москве, в мемориальном доме под номером двадцать пять. В нашей трехкомнатной квартире жили испанцы со своими семьями. В огромной круг лой прихожей мы с подружкой гоняли на велосипедах.
Под нами, в точно такой же квартире, жили Большаковы. Они только что вернулись из США, где глава семьи служил военным атташе. Няня их сына Марфуша ходила в му тоновой шубе, а за Большаковым-старшим приезжала представительская машина. Двумя этажами ниже жила актриса Татьяна Окуневская. Когда та выходила из подъезда, все девчонки во дворе обмирали – она была одета как голливудская звезда. Никогда не забуду ее длинное кожаное пальто в талию! А в соседнем подъезде была квартира Михаила Федоровича Астангова. Однажды огромный черный пес лауреата Сталинской премии свалил меня в сугроб, и его жена приходила к моей бабушке извиняться. Помню, как-то к нему приехала красавица Целиковская и они вместе отправились куда-то давать концерт.
Вскоре мы переехали в дом напротив под номером двенадцать. С нашим двором граничила Академия наук. Девочки обрывали у академиков сирень, а мальчишки, стоя вдоль забора, по рублику ее продавали.
Когда из соседнего подъезда выходил Игорешка Кио, все его тут же окружали. Кио-старший с женой уезжали на машине, а Игорешка дурил нам головы, показывая фокусы.
Вечерами мы, поднявшись на чердак, смотрели фильмы, которые крутили напротив – в летнем Зеленом кинотеатре. А когда утром всей бандой шли в школу, по дороге часто встречали Карандаша со своей собачкой. Забавно, но он с нами, детьми, был одного роста.
Вся мебель в нашей квартире была казенной, простенькой. Только папин письменный стол был дубовым, покрытым зеленым сукном. Мои родители были просто нищими. Ромашин в этом очень похож на папу: тот никогда ничего не умел выбивать. Если бы не мама, настоящий генерал в юбке, не знаю, что бы с нами было.
Папу часто отправляли куда-то далеко с секретным заданием. От него приходили открыточки без обратного адреса, даже почтовая марка была замазана. Однажды за нами заехала машина и нас с мамой отвезли в аэропорт. Самолет крошечный, пассажиров мало. Никто не знал, куда мы летим. На аэродроме нас никто не встретил. Но надо было знать мою мать! Носясь по аэропорту, она вдруг услышала русскую речь. Вцепилась в этого человека мертвой хваткой и сказала:
– Я вас не отпущу! Меня должен был встречать мой муж. Где я нахожусь?
– В Югославии…
В этот момент рядом с нами с диким скрежетом затормозили три черные машины. Из одной выскочил папа и с криком «Катенька, Риточка!» бросился нас обнимать. Отец, как я сейчас понимаю, работал с лидером Югославии. Помню, как на параде в честь Победы я сидела на коленях у Броз Тито. А когда Сталин и Тито рассорились, мы спустя какое-то время, пожив в Чехословакии, вернулись в Москву.
Я оканчивала первый курс ВГИКа, когда отца отправили на Кубу. Они вместе с главнокомандующим кубинской армией Раулем Кастро открыли военную школу под Гаваной. Взяв академический отпуск, на целый год уехала к родителям. Мне выдали в аэропорту Кубы документы, где было написано «Маргарита Марсиас».
Какое-то время мы с мамой жили в гостинице, но однажды приехал молодой человек и крутя на пальце связку ключей, сказал: «Поедем выбирать дом». Мы оказались в фешенебельном районе, где когда-то жили американцы. Все виллы стояли пустыми, только шкафы были набиты невероятными вечерними платьями, туфлями, сумочками и боа с перьями.
– Мигель, все это надо отдать в театр.
– Да не буду я возиться с этим тряпьем! Мне поручили дом тебе выбрать. Такой устраивает? – а это был огромный домина.
– Мама сказала – только маленький. Убираться она не будет.
– А кто тебе сказал, что ей придется это делать?
В итоге мы нашли очаровательный домик.
В один прекрасный день