его вылезших из орбит глазах мерцало безумие. Он прошептал эти слова, будто боялся, что его услышат. Николя не прикоснулся к конверту. Он попросил мужчину развести руки и наскоро досмотрел:
– Пройдемте. Разберемся внутри.
– Нет… Пожалуйста… Возьмите письмо и отпустите меня…
Николя крепко держал его за плечо. Превратившись в настоящий комок нервов, мужчина выгибался дугой и дергался так, что Николя пришлось усилить хватку. Тот закричал.
Внезапно плечо выскользнуло из рук Николя. Мужчина рухнул на мокрый асфальт и скорчился с искаженным лицом, широко распахнув рот в попытке вдохнуть. На шее и лбу набухли вены, из горла больше не вырывалось ни звука. Глаза налились кровью, и Николя показалось, что они сейчас выскочат из орбит. Конверт упал в лужу. Полицейский закричал, подзывая службу безопасности. Подбежали два копа, а также персонал, который наблюдал за сценой изнутри здания.
– Вызовите «скорую», быстрее!
Полицейский встал на колени и постарался перевернуть мужчину на спину, но безуспешно: тот был сгустком страдания, его скрюченные пальцы пытались вцепиться в склонившиеся над ним лица. Кровь разливалась по его глазным яблокам.
– Черт! Кто-нибудь знает, что надо делать? – закричал Николя.
В панике мужчину попытались повернуть на бок, чтобы он смог вдохнуть. Его горло выдавило странное бульканье, и он перестал дышать. Тело обмякло.
Несколько минут спустя, несмотря на разряды дефибриллятора и попытки реанимации, человек был мертв.
3
Шарко положил джинсы и куртку сушиться на радиатор, надел темно-серый костюм, галстук и черные туфли, рукой взъерошил седой ежик, без сил рухнул в кресло и уставился на несметное количество фотографий, прикрепленных к стене прямо у него перед носом.
Став начальником группы, Франк получил право на собственный кабинет на седьмом этаже Бастиона, отведенном под уголовное право и антитеррористический отдел. Раньше, на набережной Орфевр, все ходили вверх-вниз по лестницам, перемещаясь с места на место и перемешиваясь в непринужденном бардаке. Отныне – строгость, организованность, эффективность, каждый на своем этаже, в своем подразделении, причем доступ в некоторые осуществлялся только по отпечатку пальца.
Нет худа без добра, конечно, но Шарко не знал ничего, кроме изначального управления полиции на Орфевр, 36. То здание, считавшееся устаревшим и неприспособленным, было всей его жизнью, оно задавало ритм радостям, горестям и взрывам гнева. Его ремесло менялось, подчиняясь прогрессу, и именно это стремительное течение, устремленное в будущее, больше всего ужасало копа, привыкшего к традиционным методам. Все эти компьютеры, технологии, дела, все чаще раскрываемые благодаря электронным устройствам и файлам… Он слабо в этом разбирался. И впадал в тоску. Глядя на молодежь вокруг, на мальчишек едва ли не вдвое его младше, он и себя чувствовал устаревшим, похожим на старый Минитель[7], задвинутый в глубину шкафа. И в то же время он сочувствовал этой юной поросли, которой не доведется испробовать