плодоносили. Приехала мама и тотчас же нашла яблоки. Она пошла на железнодорожный вокзал, зашла в вагон-ресторан какого-то проходящего московского поезда и там купила пару яблок. Когда она принесла их, я сразу же съел одно и стал жить и поправляться.
Уже после моего выздоровления ранней весной 1939 года я нашел в доме коробку с патронами малокалиберной винтовки – это дядя Толя принес их из своей снайперской школы. И вот я решил подшутить над своей бабушкой. Как-то она растопила печь, чтобы что-то сварить. Я потихоньку подошел и бросил в костер горящей печи пачку патронов, а сам ушел в спальню и залез на печь. Через какое-то время патроны начали рваться, разлетались пули и гильзы. Бабушка, стоявшая у припечка, тотчас же упала на пол, чтобы уберечься от пуль, и лежала, пока не закончились эти «выстрелы». Она поняла, в чем дело, и спросила меня, зачем я это сделал. Я сказал, что хотел над ней пошутить. Она ответила, что шутка глупая, что она могла погибнуть, и я бы остался без бабушки. Тем не менее, она меня не била и даже не ругала. И вообще, сколько бы я у них ни жил, она меня никогда не била и никогда не ругала. И дедушка тоже.
Наступило лето, я познакомился с соседскими мальчишками. Прямо напротив нас жил мой одногодок – мальчик, с которым мы озорничали. Главное озорство у нас было перебегать дорогу перед проезжающими автомобилями, причем мы старались, чтобы для шоферов это было полной неожиданностью. Машин было немного, проезжали они через наш переулок редко, так как дорога в переулке не была мощеной. Там лежал обыкновенный песок, и машины ехали не так уж быстро и иногда даже буксовали. Тем не менее, мы кидались почти под колеса машин. Это кончилось тем, что однажды этот соседский мальчик попал под автомобиль. Он получил какую-то черепно-мозговую травму и сделался ненормальным, в 1941 году немцы его застрелили как сумасшедшего.
Еще я подружился с мальчиком, который жил сразу за Василевскими. Семья Василевских жила в большом одноэтажном двух- или трехквартирном доме, принадлежащем железной дороге. Вдоль переулка за этим домом жил мой новый знакомый мальчик. У них была не то кирпичная, не то саманная небольшая хата, без разделения на комнаты. Детей было двое: мальчик – мой одногодок и его сестра Лида. Ей было лет 12—13. Их мама работала учительницей, а папа был военным летчиком, служил в бомбардировочной авиации, самолеты которой располагались в Быхове под Могилевом. Это был крупный, здоровый, веселый молодой мужчина. Я его видел весной, когда он копал на своем огороде землю под посадку картофеля. Он не копал так, как копают обычные люди, а крутил лопату вокруг совей оси. При этом, когда она находилась в удобном положении, чтобы копать, он вдавливал ее ногой в землю. Это производило на меня такое впечатление, как будто копает какой-то автомат, а не человек.
Весной 1939 года Лида каким-то образом загнала с вою ступню швейную иголку, и ей делали операцию, довольно обширную. Она показывала